ЛЕНИНСКИЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ПЛАН
ВЕСНОЙ 1918 г. И «ЛЕВЫЕ» КОММУНИСТЫ

1.ГЕНЕРАЛЬНАЯ ЛИНИЯ ПАРТИИ НА ПЕРВОМ ЭТАПЕ
СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Когда результаты Октябрьской победы были обеспечены и закреплены, конкретно встал вопрос о социалистическом строительстве, о дальнейшем осуществлении «твердых шагов» к социализму. Предстоял длинный переходный путь от капитализма к социализму. Ближайшей задачей выдвигался переход от рабочего контроля к рабочему управлению производством. На первый план ставится теперь организация всестороннего государственного учета и контроля за производством и распределением продуктов. Этот всенародный учет и контроль производства проводится, по плану Ленина, в системе государственного капитализма. «В настоящее время, — говорит он, — осуществлять государственный капитализм — это значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который осуществляли раньше капиталистические классы»{1}. являлась настоятельная задача ограничить управление хозяйством лишь крупными отраслями промышленности, направив «развитие всего остального, частно-хозяйственного капитализма в русло государственного капитализма». Ленин и констатирует появившиеся у нас тогда формы государственного капитализма, как-то: хлебная монополия, подконтрольные предприниматели и торговцы, буржуазные кооператоры.

Задача организации, понимаемой в самом широком смысле слова, являлась центральной для той эпохи, и задача эта обусловливалась в первую очередь картиной распада, развала, которая характеризует первый период советской власти. В обстановке мелкобуржуазной распущенности вопросы организации власти, труда, учета и контроля производства являлись центральным пунктом в советском строительстве. Мелкобуржуазная стихия грозила захлестнуть первые шаги советской власти. Крутой излом послеоктябрьских событий, вызвавший переоценку всех ценностей, возмутил болото обывательщины. Колеблясь между побежденными, привилегированными классами и новым классом — пролетариатом, пришедшим к власти, мелкая буржуазия являлась резервуаром неустойчивых настроений, колебаний отдельных слоев рабочего класса, наиболее отсталых, подпадавших под влияние мелкобуржуазной стихии. Неустойчивость, мелкой буржуазии усиливалась в связи с осложнениями на международном фронте и достигла крайней степени во время брестских переговоров. Колебания эти проникли в отдельные прослойки нашей партии и вылились в образование новой оппозиции, организованной т. Бухариным, — во фракцию «левых» коммунистов. Для социалистического строительства особая опасность заключалась в нашем международном положении. С самого начала Октябрьской революции Ленин не переставал говорить о «гвозде» текущей политики той эпохи, об основной задаче момента — о выходе из империалистической войны. Необходима была «передышка», и необходима была она раньше всего для осуществления первых мероприятий социалистического строительства, для окончательной ликвидации сопротивления помещиков и капиталистов, чтобы «додушить буржуазию». Какое значение придавал Ленин «передышке», мы видим из надежд, возлагаемых им на нее еще до Октябрьского переворота: «….99 шансов из 100 за то, что немцы дадут нам по меньшей мере перемирие. А получить перемирие теперь — это значит уже победить весь мир»{2}.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.В.И.Ленин, доклад об очередных задачах Советской власти. Заседание ВЦИК 29.04.1918 г., ПСС, т. 36 стр. 255 .

2.В.И.Ленин, Марксизм и восстание. ПСС, т. 34, стр. 245.

2.БРЕСТСКАЯ ДИСКУССИЯ

Одним из первых актов советской власти был декрет о мире и обращение ко всем воюющим государствам с предложением о мире. Откликнулась одна Германия, и перед партией встал вопрос о заключении сепаратного, аннексионистского мира. Ленин стоял за заключение такого мира, чтобы получить передышку впредь до начала мировой пролетарской революции. Он придавал такому миру значение стратегического маневра. Для спасения революции необходимо было действовать, исходя из расчета — «проиграть в пространстве, чтобы выиграть во времени». При первом взрыве революции в Германии или вообще в Западной Европе подписанный мир становился клочком бумаги. В случае отказа от мира нам грозила опасность полного поражения, разгрома революции. Когда нашей делегации в Брест-Литовске был предложен мир на тяжелых условиях, Ленин стоял за подписание этого, по его выражению, «похабного мира». Он исходил при этом из соотношения классовых сил в стране и из международной обстановки на 4 году войны.

Ленин опасался, что в случае отказа принять эти условия немцы предъявят впоследствии еще худшие. Фактически армии у нас тогда не было, и в вооруженной борьбе с германским империализмом не на кого было рассчитывать, так как Красная армия еще только создавалась, с красногвардейскими отрядами нельзя было пойти войной на вооруженного до зубов германскою хищника. Точка зрения Ленина на мир не была тогда принята большинством партийной верхушки. Происходит разрыв мирных переговоров (10 февраля) и начало новых военных действий со стороны германского командования. Несмотря на категорические заявления Троцкого и Бухарина вместе с «левыми» коммунистами, что «немец не посмеет наступать», германское командование повело широкое наступление на русские границы и стало захватывать область за областью. С ленинской точки зрения за мир боролись две точки зрения: «левых» коммунистов и Троцкого. «Левые» коммунисты стояли на позиции революционной войны.

Не отрицая слабости наших сил и общей неподготовленности к войне, «левые» шли на революционную войну с Германией в надежде на то, что наши красногвардейские отряды, столкнувшись с германскими батальонами, вместо борьбы друг с другом поведут «священную войну против всесветной буржуазии». Большие надежды возлагали они и на окопный мир, т. е. на мир, который заключат между собой путем братания наши и германские солдаты, находясь в окопах. Сепаратный же мир с германскими империалистами не только не даст нам действительной передышки, проектируемой Лениным, но погубит и русскую и мировую революцию. Позиция левых вытекала из неверной оценки перспектив мировой революции, преувеличенных темпов ее развития. Основным вопросом расхождения между «левыми» коммунистами и Лениным в общей оценке международного положения являлся вопрос о темпе развития международной революции.
левые преувеличивали скорость наступления революции в Западной Европе. Вспыхнувшие тогда стачки рабочих в Германии и в Австрии оценивались ими, как начало революционного взрыва.

Установка левых была та, что в то время уже (весной 1918 г.) страны центральной Европы вплотную подошли к социалистической революции. Мировая революция не только созрела, но мы вступили будто бы в полосу ее развертывания. Свою тактику революционной войны «левые» коммунисты строили в расчете на возникновение западноевропейской революции в определенный срок. В своих «тезисах о текущем моменте» от 4 апреля они писали, что «в течение ближайшей весны и лета должно начаться крушение империалистической системы». Позиция «левых» была совершенно беспочвенной и, лишена всякого анализа и учета реальных условий. из того, что «капиталистическое общество вступило в эпоху социалистической революции», не следовало вовсе, что революция в Германии начнется сегодня, завтра, вообще в определенный срок. Составляя «календарное расписание» революций, «левые» превращали в пустую фразу международную революцию. Ленин резко критиковал подобные «прогнозы» революции и в особенности тактику «левых», основанную на таких расчетах. «Нет сомнения, — говорит Ленин, — что социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит». Одними подобными предположениями или расчетами на близость революции, нельзя было, однако, обусловливать нашу тактику, которая стала бы в таком случае авантюристской. «Но было бы ошибкой построить тактику социалистического правительства в России на попытках определить, наступит ли европейская или особенно германская социалистическая революция в ближайшие полгода (или подобный краткий срок) или не наступит. Так как определить этого нельзя никоим образом, то все подобные попытки объективно свелись бы к слепой азартной игре»{1}.

Точка зрения Троцкого была промежуточная, выжидательная, сформулированная им самим при разрыве сношений с немцами —«войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем». Эта точка зрения — «ни мира, ни войны» — исходила из той же неверной оценки международной обстановки, что и у «левых» коммунистов, из неверной предпосылки, что «немец не посмеет наступать». «Левые» коммунисты вместе с Троцким обвиняли в национальной ограниченности руководителей партии, заключивших Брестский мир. В действительности Ленин самую тактику передышки обусловливал не только нуждами обороны Советской России, но интересами международной революции. В полемике с «левыми» Ленин указывал: «именно в интересах “укрепления связи” с международным социализмом обязательно оборонять социалистическое отечество»{2}. Интернационализм «левых» был показного характера. В конечном счете «левым» было свойственно недоверие к международному пролетариату и явная недооценка приближающегося краха капитализма. По схеме «левых», в случае мира германский пролетариат не мог и не должен был бы подняться на защиту «переродившегося» будто бы Советского государства, заключившего позорную сделку с германскими империалистами. От нашей только тактики зависели чуть ли не всецело судьбы мировой революции.

Германская революция 9 ноября 1918 г. подтвердила полностью точку зрения Ленина. Революция в Германии оправдала его анализ международной обстановки, его план и расчеты на вероятность и близость революции в Европе без указания срока. События в Германии разбили вдребезги предположения и предсказания «левых» о переходе германского пролетариата на враждебные позиции к русскому пролетариату.

Самообман «левых» и Троцкого продолжался и тогда, когда немцы уже начали наступление. Троцкий продолжает говорить об агитационном значении своего «великого» акта — фактического разрыва с немцами — еще 18 февраля, когда он сообщает на заседании ЦК об ожидаемом наступлении немцев на Ревель и о появлении аэропланов над Двинском. Он возражает против посылки телеграммы о мире, предлагаемой Лениным. «Нужно подождать, — говорит он, — эффекта (вызванного прекращением войны. — М. Г.), и тогда еще можно предложить мир, если его не последует». Самообман «левых» фразеров продолжался и в дни наступления немцев и некоторое время после него. Не встречая сопротивления, немцы неустанно продвигались вперед и взяли Псков, Ревель, Ямбург, Оршу и ряд других городов по пути к Ленинграду, т. е. заняли почти всю Белоруссию, и вторглись на Украину. Ленину понадобилось использовать весь свой авторитет в партии и прибегнуть к угрозе выхода из ЦК партии и Совнаркома, чтобы побудить ЦК принять решение о мире. 23 февраля происходило в ЦК историческое голосование ленинского предложения о немедленном принятии германских предложений. За принятие предложения голосовали: Ленин, Сталин, Свердлов, Смилга, Сокольников, Зиновьев, Стасова, против: Бухарин, урицкий, Бубнов, ломов (Оппоков), воздержались: Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе. Таким образом, решение было принято 7 голосами против 4 при 4 воздержавшихся. Троцкисты воздержались, по их заявлению, из-за опасений раскола партии, при наличии которого немыслимо будет вести революционную войну.

Как Ленин предупреждал еще за месяц до разрыва переговоров, пришлось теперь подписать гораздо худшие условия мира. По новым условиям Советская Россия должна была очистить всю Финляндию и Украину и заключить мир с белогвардейскими правительствами, засевшими в них. ряд важных стратегических пунктов и городов был предоставлен Турции (Батум, Карс и др.). От нас отошли Эстляндия, Латвия, Литва, Западная Украина и часть Белоруссии. Так дорого заплатила Советская Россия за «революционную» фразу «левых» коммунистов и Троцкого. Персональную ответственность за это Ленин возлагал на Бухарина с его «левыми» друзьями: «А что новые условия хуже, тяжелее, унизительнее худых, тяжелых и унизительных брестских условий, в этом виноваты по отношению к великой российской Советской республике наши горе-левые: Бухарин, ломов, урицкий и К. Это исторический факт, доказанный вышеприведенными голосованиями. От этого факта никакими увертками не скроешься. Вам давали брестские условия, а вы отвечали фанфаронством и бахвальством, доведя до худших условий. Это факт. и ответственность за это вы с себя не снимете»{3}.

Троцкий мог пойти на разрыв переговоров в Бресте, потому что опирался на «левых» коммунистов. Последние одно время имели фактическое большинство в ЦК и в отдельных партийных комитетах. Но и общность позиции с Троцким и полная беспринципность побуждала их идти одним фронтом с Троцким. 21 (8) января, например, сторонники революционной войны имели большинство на собрании делегатов III Всероссийского съезда советов. А на заседании ЦК через три дня — 24 (11) января — побеждает точка зрения Троцкого благодаря поддержке «левых» коммунистов. Характерно для Бухарина, что на этом заседании он выступает с критикой противоречий и неправильностей в ленинском плане и выставляет позицию Троцкого как единственно правильную и возможную. Троцкий, напротив, критикует план «левых» как утопический и нереальный.

На заседании ЦК от 17 февраля «левые» коммунисты отказываются голосовать за революционную войну. Но такое голосование не мешает им непосредственно после этого всюду защищать ее, а на VII съезде партии они центральным пунктом своей позиции ставят революционную войну. Поддержка «левыми» Троцкого в вопросе войны и мира являлась фактом не случайного характера. Как и Троцкого с его теорией перманентной революции, «левых» характеризует неверие в социалистическое развитие России, неверие, что можно сохранить диктатуру в России, опираясь на внутренние силы страны. чем не троцкистским является по существу заявление Бухарина на одном из заседаний ЦК: «Мы говорили, что либо русская резолюция развернется, либо погибнет под давлением империализма»{4}. Заявляя вместе с троцкистом Иоффе — «мы по-прежнему должны бить на мировую революцию», они считают возможным «пожертвовать» интересами русской революции во имя мировой революции.

Гибель нашей революции может даже послужить на пользу мировой революции. «Наше задушение, — говорит т. ломов, — может поднять революцию на Западе»{5}, и он далеко не одинок в подобных выступлениях. Напротив, отстаивание Октябрьской революции может явиться тормозом для мировой революции. «Сохраняя свою социалистическую республику, — заявляет т. Бухарин, — мы проигрываем шансы международной революции»{6}. Свое неверие во внутренние силы русской революции и ориентацию исключительно на мировую революцию «левые» коммунисты вместе с Троцким обосновывают технической и экономической отсталостью России. Об отсталости страны и вытекающих отсюда глубочайших тактических затруднениях Троцкий говорит на VII съезде партии и делает отсюда свой «старый» вывод: «Спасти нас в полном смысле слова может только европейская революция»{7}. В полном согласил с Троцким высказывается и «левый» коммунист В. М. Смирнов о бесплодности социалистического строительства вне обстановки мировой революции: «Заранее обреченные на неудачу попытки устроить «социализм» в стороне от большой дорога европейской революции — только на это (на развитие мировой революции) сможет он (русский пролетариат) направить свою революционную энергию»{8}. рядом с подобными «левыми» шатаниями, в брестской дискуссии выявились правооппортунистические колебания отдельных товарищей. Соглашаясь на мир, они держали курс на ликвидацию международной и русской социалистической революции. Особенно ярко выразилось ликвидаторство в правооппортунистической позиции т. Зиновьева. Вместе с «левыми» коммунистами Зиновьев расценивал заключение мира как фактор, ослабляющий международный пролетариат. Несмотря на ожидаемые им такие результаты от мира, т. Зиновьев все же, высказывается за заключение мира и таким образом идет открыто по пути ликвидации и нашей и международной революции. На заседании ЦК от 24 (11) января т. Зиновьев, принципиально соглашаясь на мир, заявляет при этом же, что… «миром мы усилим шовинизм в Германии и на некоторое время ослабляем движение на Западе. А дальше виднеется другая перспектива — это гибель социалистической республики»{9}.

Точка зрения т. Зиновьева шла вразрез с линией Ленина, который тут же решительно отмежевывается от позиции Зиновьева, возражая против выставленного им положения, будто «заключение мира на время ослабит движение на Западе». Зиновьевская установка в брестской дискуссии по существу являлась продолжением зиновьевско-каменевской линии в Октябре. В борьбе на два фронта — против «лево»-оппортунистических и правооппортунистических шатаний в брестской дискуссии выковывалась генеральная линия партии, важнейшим звеном для которой в то время был выход из империалистической войны.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.В.И.Ленин, К истории вопроса о несчастном мире, ПСС, т. 35, стр. 245.
2.В.И.Ленин, О «левом» ребячестве и мелкобуржуазности, ПСС, т. 36, стр. 292.

3.В.И.Ленин, Серьезный урок и серьезная ответственность, ПСС, т. 35, стр. 418.
4.Протоколы Центрального комитета РСДРП, Изд. института Ленина, стр. 236.

5.Протоколы Центрального комитета РСДРП, Изд. института Ленина, стр. 204.
6.Там же, стр. 202.
7.Стенографический отчет VII съезда, стр. 78, изд. 1923 г.
8. Из статьи В. Смирнова «Мир и война», цитировано по кн. «История ВКП (б)»,
под редакцией Ярославского, т . IV, стр. 310.

9.Протоколы ЦК РСРПП (б), Гиз, 1029 г. , стр. 204–205 .

Продолжение следует…