3.«ЛЕВЫЕ» КОММУНИСТЫ О СТРОИТЕЛЬСТВЕ СОЦИАЛИЗМА

«Левым», не верящим во внутренние силы русской революции, был совершенно чужд ленинский план социалистического строительства. Видя в нашей революции не имеющий самостоятельного значения придаток международной революции, они не могли оценить значение начавшегося тогда у нас социалистического строительства. В этом отношении вполне последовательно «левое» Московское областное бюро в принятии им резолюции 24 февраля 1918 г.: «В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты советской власти, становящейся теперь чисто формальной». Это заявление «левых», которое Ленин квалифицировал как «странное и чудовищное», показывает как легкомысленное отношение «левых» к судьбам русской революции, так и то, насколько были далеки они от понимания ленинских «постепенных, но твердых шагов к социализму», насколько чужда была им генеральная линия партии. «Левые» не понимали идеи переходного периода от капитализма к социализму как длительного этапа борьбы за социалистическое строительство. Их планы построения социалистического общества находятся в тесной связи с бухаринской теорией «взрыва государства», по поводу которой Ленин полемизировал с Бухариным еще в 1916 г.

«Левые» коммунисты были, прежде всего, против политики государственного капитализма. Тов. Бухарин уже тогда свое открытие о невозможности государственного капитализма при диктатуре пролетариата, заявление, неоднократно повторяемое им в последующие годы. «Левые» противопоставляли государственному капитализму «решительное строительство настоящего социализма». «План» социалистического строительства «левых» может быть подытожен в следующих положениях: «…планомерное использование уцелевших средств производства мыслимо только при самом решительном обобществлении…» или «не капитуляция перед буржуазией и ее мелкобуржуазными интеллигентскими приспешниками, а добивание буржуазии и окончательная ломка саботажа»{1}. «Левая» фраза царит во всех подобных высказываниях Бухарина, и его друзей и против государственного капитализма и против буржуазных специалистов. По иронии истории, обвиняя партию в уступках мелкобуржуазной стихти, они сами в первую очередь были охвачены ее влиянием и фактически являлись ее рупором. Такова же цена их упрекам по адресу партии и в «эволюции в сторону государственного капитализма при царящем ныне право-большевистском уклоне в партии».

В своей полемике с «левыми» коммунистами Ленин неоднократно подчеркивал, что «в государственном капитализме для нас спасение». Он указывает на растущий мелкобуржуазный распад и развал в стране, на преобладание мелкобуржуазной стихии в Poccии. Давая анализ пяти укладов народного хозяйства — патриархального хозяйства, мелкого товарного производства, частно-хозяйственного капитализма, государственного капитализма и социализма, Ленин подчеркивает преимущества государственного капитализма в сравнении с тремя первыми укладами нашей экономики, отмечая роль и значение государственного капитализма, как «преддверия к социализму, необходимой промежуточной станции» к нему. Мелкобуржуазная стихия одинаково враждебна и государственному капитализму и социализму: «не государственный капитализм борется здесь с социализмом, а мелкая буржуазия плюс частно-хозяйственный капитализм борются здесь вместе и против государственного капитализма и против социализма»{2}. Борьба «левых» коммунистов против государственного капитализма, как и против всякого использования буржуазных специалистов, шла против генеральной линии партии.

Система крупного капиталистического производства, регулируемого Советским государством, осуществляется на практике буржуазными специалистами, как их назвал Ленин, «организаторами трестов». Владимир Ильич неоднократно подчеркивал необходимость использования имеющихся у буржуазных специалистов навыков, опыта управления производством. Он придавал не менее важное значение рациональной организации труда, а в связи с ней и трудовой дисциплине в госпредприятиях и учреждениях. «Только развитие государственного капитализма, только тщательная постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая дисциплина приведут нас к социализму. А без этого социализма нет»{3}.
Социалистическая революция ведет нас к лучшему, высшему общественному укладу, чем капитализм, а уклад этот обусловливается повышением производительности и лучшей организацией труда. В переходный период от капитализма к социализму мы достигаем высшей производительности труда как мерами принуждения, так и организацией социалистического соревнования. Диктатура пролетариата не мыслится Лениным без мер принуждения по отношению к классовым врагам и даже к отсталым элементам среди трудящихся классов. «Диктатура, — заявляет он, — есть железная власть, революционно смелая, беспощадная в подавлении, как эксплуататоров, так и хулиганов». Особенно большое значение придает Ленин для новых условий труда организации социалистического соревнования. Он опровергает измышления буржуазии, будто социалисты отрицают значение соревнования. Рядом примеров и положений Ленин доказывает, что только «социализм, уничтожая классы, и следовательно порабощение масс, впервые открывает дорогу для соревнования действительно в массовом масштабе». Социалистическое соревнование является важнейшим фактором социалистического строительства.
Спецеедство «левых», возражения их против трудовой дисциплины, вводимой тогда советской властью в производстве, борьба против единоначалия в управлении в предприятиях и учреждениях шли в разрез с очередными задачами того времени. Прикрывая свои выступления лозунгами об инициативе и самодеятельности масс, они фактически развязывали мелкобуржуазную стихию, в то время как организация, централизм являлись тогда важнейшими моментами в советском строительстве. «Левым» совершенно не понятны ленинские принципы организации труда. Не в их силах было усвоить, что «надо научиться соединять вместе… митинговый демократизм трудящихся масс с железной дисциплиной во время труда, с беспрекословным повиновением — воле одного лица, советского руководителя во время труда»{4}.

«Левые» поднимают целую кампанию против назначаемых советской властью директоров и руководителей предприятий. Они противопоставляют этих «назначенцев» пролетарским массам заводов и фабрик, лишающимся таким образом непосредственного руководства предприятиями. Такое противопоставление органов, диктатуры пролетариата и их представителей самим рабочим является уже элементом анархо-синдикализма, увлечение которым характерно для мелкобуржуазных течений. Противопоставляя центру места, требуя самодеятельности на местах, «левые» выступают против всякого назначенства, оживляя потерявший свое прежнее революционное значение лозунг: «Вся власть на местах». Такую же линию сепаратизма проводят они и в военном деле, где всячески отстаивают партизанщину, выборное начало, протестуют против назначения на командные должности специалистов из бывшей царской армии. В войне с германцами они предлагают составлять Красную армию из кадров безработных. Социалистический «план» «левых» исключал всякую возможность использования мелкобуржуазных элементов.

«Пролетарские коммунисты», как называли себя «левые», обнаруживали полное непонимание рабоче-крестьянского блока. По существу они отрицали всякий блок, поскольку заявляли, что они «опираются только на пролетариат»{5}. Союз пролетариата с беднейшим крестьянством должен, по их мнению, привести к оппортунистическим искажениям политики партии и советской власти. В своих тезисах они пишут: «…в связи с увеличившимся классовым сближением пролетариата и беднейших крестьян…весьма возможной становится тенденция к уклонению большинства компартии и руководимой ею советской власти в русло мелкобуржуазной политики нового образца»{6}. Дальнейший рост такой тенденции приведет к тому, что рабочий класс перестанет быть гегемоном социалистической революции и будет проводить политику полупролетарской, мелкобуржуазной массы, ставящей себе задачей «оборону фермерского отечества от тягот империализма» и готовой идти на компромиссы с ним.

Особенно ярко вскрывается это непонимание рабоче-крестьянского блока в речах Д. Рязанова, стоявшего очень близко к позиции «левых» коммунистов. Как и для левых, в его оценке «”истинно” пролетарская политика должна была ставить ставку только на международную революцию»{7}. Политика соглашения с основными массами крестьянства означала для него отказ от политики революционного социализма. С чисто меньшевистским презрением отзывается Рязанов о роли и значении крестьянства, распространяясь о так называемой «общенародной, мужицкой, дурацкой психологии»{8}. О ленинской тактике рабоче-крестьянского блока «большевик» Рязанов отзывается таким образом: «тов. Ленин и та часть партии, которая шла за ним, предпочла — мы когда-нибудь после разберем эти условия — опираться на крестьян. В нашей фракции я уже определил политику т. Ленина. Ленин хотел воспользоваться лозунгами Толстого, видоизменив их сообразно с переживаемой эпохой. Толстой предлагал устроить Россию по-мужицки, по-дурацки, Ленин — по-мужицки, по-солдатски. Плоды этой политики, мужицкой и солдатской, мы теперь расхлебываем»{9}. Непониманием рабоче-крестьянского блока продиктована была бухаринская тактика подталкивания революционной войны. Учитывая настроение крестьянства против войны, Ленин настаивал на скорейшем заключении мира. В своих тезисах о мире он подчеркивал, что при продолжении войны «сильнейшие поражения заставят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим (например, блоком буржуазной рады с черновцами или что-либо подобное), ибо крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых лет поражений, вероятно даже не через месяц, а через недели, свергнет социалистическое рабочее правительство»{10}.

«Пролетарские коммунисты» не отрицали нежелания крестьянства воевать, но они считали нужным «давить» на него, тянуть крестьянские массы вперед и побудить их на войну с империализмом. Сама готовность пойти на мир трактовалась «левыми» как продукт усталости и отчаяния в первую очередь крестьянских масс. Решение о мире и было принято партией будто бы под давлением мелкобуржуазных настроений и мелкобуржуазных элементов. «Окрестьянивание партии», по заявлению «левых», и создало возможность заключения мира. Партия из пролетарской становится общенародной под влиянием наплыва в нее после Октября солдатского (читай — крестьянского) элемента. В итоге мы имеем, по словам «левых», мелкобуржуазное перерождение советской власти, которое выражается в том, что «диктатура пролетариата заменилась диктатурой беднейшего крестьянства»…«Левые» пренебрегали интересами многомиллионного крестьянства в мелкокрестьянской стране и кичились при этом отстаиванием будто бы пролетарских позиций. Им была совершенно недоступна ленинская тактика борьбы за массы. К ним вполне применимо замечание Ленина о «левом» сектантстве» вообще: «”левые” не умеют рассуждать, не умеют вести себя, как партия класса, как партия масс»{11}.

«Левые» коммунисты не могли подняться до понимания роли пролетариата, как гегемона всех трудящихся, пренебрежением же крестьянства они выражали только узкоцеховую идеологию отсталых слоев пролетариата. Ленин таким образом расценивает их фразерство и отношение к воле крестьянства. Касаясь газеты «левых», он говорит: «Эта газета носит кличку “Коммунист”, но ей следует носить кличку “Шляхтич” ибо она смотрит с точки зрения шляхтича, который сказал, умирая
в красивой позе со шпагой: “Мир — это позор, война — это честь!” Они смотрят с точки зрения шляхтича, но я подхожу с точки зрения крестьянства»{12}.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.В.И.Ленин, О «левом» ребячестве и мелкобуржуазности, ПСС, т. 36.
2.Там же.

3.В.И.Ленин, Доклад об очередных задачах Советской власти. Заседание ВЦИК
29.04.1918 г. , ПСС, т. 36.

4.В.И.Ленин, доклад об очередных задачах Советской власти. Заседание ВЦИК
29.04.1918 г. , ПСС, т . 36 . . Курсив Ленина.
5.Протоколы Центрального комитета РСДРП, Изд. института Ленина, стр. 205 .

6.В.И.Ленин. «Тезисы о текущем моменте».
7.В. Сорин, Партия и оппозиция, ч. 1, стр. 85 –86 .
8.Стенографический отчет VII съезда партии, стр. 93 , изд. 1923 г.
9.Там же, стр. 87.

10.В.И.Ленин, К истории вопроса о несчастном мире, ПСС, т. 36 .
11.В.И.Ленин, Детская болезнь «левизны» в коммунизме, ПСС, т. 41, стр. 42.
12.В.И.Ленин, ПСС, т. 36, стр. 22.

4.ИДЕОЛОГИЯ И ТАКТИКА «ЛЕВЫХ» КОММУНИСТОВ

Такое отношение «левых» к воле и интересам крестьянства является примером полного забвения ими марксистской диалектики, выводящей лозунги из реального соотношения классовых сил. Бухарин со своими друзьями доводил до абсурда свои теоретические положения. Они доктринерски подходили к действительности, «без учета объективных обстоятельств при данном изломе событий, при данном положении вещей, имеющих место». Об их лозунгах Ленин говорит в первую очередь: «Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, — почвы под ними нет, — вот суть революционной фразы»{1}. Находясь в полной идеологической зависимости от Троцкого, они целиком усвоили политику революционной фразы, на которую он был всегда такой мастер. Вся тактика «левых» исходила из таких неверных предпосылок. Основной вопрос о революционной войне не ставился ими в связи с конкретной внутренней и международной обстановкой. По существу и Ленин в принципе стоял за революционную войну, спорным был вопрос о реальных условиях для осуществления данного лозунга. Без учета условий тактика революционной войны сводилась к чистейшему авантюризму. «Левые» и Троцкий рисковали судьбой русской революции из вероятных предположений о скором наступлении революции в Германии. «При таком положении дела было бы совершенно недопустимой тактикой ста вить на карту судьбу начавшейся уже в России социалистической революции только из-за того, начнется ли германская революция в ближайший, кратчайший, измеряемый неделями срок. Такая так тика была бы авантюрой. Так рисковать мы не имеем права»{2}. Доктринерством и полным разрывом с марксистской диалектикой отличается другое положение «левых», лежащее в основе их тактики, — это отрицание защиты социалистического отечества. Они обвиняют Ленина и партию в переходе к политике национальной ограниченности.

Путь, по которому пошло будто бы после Бреста наше пролетарское государство, это — путь «замыкания в рамки национального государства», путь «защиты фермерского отечества». «Левые» пытаются «вскрыть» внутреннюю несостоятельность лозунга обороны социалистического отечества, выражающегося, по их заявлениям, в обыкновенной мелкобуржуазной идее защиты отечества. «В оболочку агитации за оборону социалистического отечества, — пишут они в своих тезисах, — вольется… пропаганда идеи мелкобуржуазной родины и национальной войны против германского империализма»{3}. В полемике с «левыми» фразерами Ленин объясняет причину такого недопонимания ими лозунга обороны социалистического отечества. Они повторяют старые лозунги борьбы партии против оборончества, не учитывая совершенно новых обстоятельств, наступивших после Октябрьского переворота. «Мы — оборонцы после 25 октября 1917 г.» — это заявление Ленина совершенно недоступно пониманию «левых» коммунистов, механически повторяющих лозунги прежней эпохи и неспособных разобраться в диалектической смене идей и лозунгов.

Отрицание защиты социалистического отечества находится у Бухарина в тесной связи с его ошибками по национальному вопросу. В эпоху империалистической войны Бухарин отрицал право нации на самоопределение, что он, впрочем, с разными оговорками делал и значительно позже. По поводу ошибок Бухарина в национальном вопросе Ленин пишет в 1915 г.: «”из самоопределения вытекает защита отечества”, упорно твердит автор (т. е. Бухарин. — М. Г.). Его ошибка здесь в том, что он хочет отрицание защиты отечества превратить в шаблон, вывести не из конкретно исторической обстановки данной войны, а “вобче”. Это не марксизм»{4}.
Такой же шаблон проводился «левыми» и в вопросе об отношении к компромиссам. Вполне понятное для революционера отрицательное отношение к компромиссам у них выражалось в положении о принципиальной недопустимости компромиссов при всяких обстоятельствах. Вот почему заключение мира они приравнивали к «отказу от диктатуры пролетариата во имя мира». Такие «левые, как В. Осинский (Оболенский) и Стуков, считали принципиально недопустимыми какие бы то ни было переговоры или договоры с империалистами. Недалеко ушел от них Бухарин, который отрицал возможность использования каких бы то ни было преимуществ или выгод, создающихся в борьбе внутри лагеря империалистов. Во время наступления немцев поступило предложение от французов и англичан о содействии нам в войне. Тов. Бухарин категорически возражал против использования помощи со стороны каких бы то ни было империалистов. Ленин на это предложение посмотрел с практической стороны. Он отсутствовал на заседании ЦК, когда обсуждался вопрос, но послал свой ответ с коротенькой записочкой: «Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма»{5}.

Ленин называл мир «похабным» и все же считал необходимым немедленное его заключение. Мир-то и нужен был для организации дальнейшего сопротивления немцам. «Международная революционная пропаганда делом» «левых» была и осталась чистейшей декламацией. «левые» ничего конкретного не предлагали для осуществления такой пропаганды. реализованная на практике такая пропаганда означала бы настоящую войну против империализма, на которую, однако, сами «левые» не решались, видя ее конкретную невозможность. Вот почему они прибегают к подобным мыльным пузырям, по выражению Ленина. В случае своего торжества внутри партии тактика «гордых революционеров», не признающих, никаких компромиссов, привела бы к гибели Октябрьскую революцию.

Ленин таким образом подытоживает на VII съезде тактику Бухарина и его друзей: «Не погибнет никогда Россия, если провалится Питер, тут 1000 раз прав т. Бухарин, а если маневрировать по-бухарински, тогда можно хорошую революцию загубить»{6}. Громкие «революционные» лозунги «левых» своей крикливостью выдавали социальную сущность фракции, состоящей, по определению Ленина, из элементов деклассированной мелкобуржуазной интеллигенции. «Социальный источник таких типов, — заявляет Ленин, — это мелкий хозяйчик, который взбесился от ужасов войны, от внезапного разорения, от неслыханных мучений голода и разрухи, который истерически мечется, ища выхода и спасения, колеблясь между доверием к пролетариату и поддержкой его, с одной стороны, приступами отчаяния — с другой»{7}. Защита мелкобуржуазной недисциплинированности «левыми» коммунистами вытекала из присущей им «психологии взбесившегося мелкого буржуя». Своей тактикой революционной войны они вторили интересам буржуазии, желавшей во что бы то ни стало втянуть нас в войну, которая погубила бы ненавистную им диктатуру пролетариата и вернула бы потерянные «окраины» — Украину, Латвию, Польшу.

Правда, «левые» старательно выпячивали свой интернационализм, но это обстоятельство не могло замазать оппортунистическую сущность их позиции и в национальном вопросе. «Левые» коммунисты усиленно подчеркивали, что, заключая мир, советская власть предает Польшу, Литву, Курляндию. Провозглашая войну во имя освобождения этих стран, они фактически скатывались на позиции русской великодержавной буржуазии. «Мир на условии освобождения Польши, Литвы, Курляндии, — квалифицирует Ленин позицию “левых”, — был бы “патриотическим” миром, с точки зрения России, но нисколько не перестал бы быть миром с аннексионистами, с германскими империалистами»{8}. Таким образом, защита местного национал-патриотизма своеобразно сплетается у «левых» коммунистов с тенденциями к великодержавному шовинизму. Подобное сращивание уклонов к местному национализму с великодержавным шовинизмом встречается не раз в истории оппозиции нашей партии и служит лучшим примером беспринципности уклонов как националистических, так и общеполитических. Ленин вскрывает другую сторону мелкобуржуазной позиции «левых» коммунистов в вопросе зашиты лимитрофов. Он подчеркивает, что они перестали быть социалистами, поскольку поставили интересы нескольких наций выше интересов сохранения диктатуры пролетариата. Мелкобуржуазная природа всяких уклонов особенно ярко проявляется в этом выставлении на первый план вопросов национальной борьбы, между тем как вопросы национальной борьбы, прежде всего, должны быть подчинены интересам классовой борьбы.

Совершенно беспочвенными, но весьма характерными для идеологии «левых» являются их надежды на состоятельное крестьянство. Они рассчитывали втравить его в войну, когда в процессе ее окажутся затронутыми его собственнические интересы. Хотя т. Бухарин и другие «левые» обвиняли Ленина в том, что он поддался влиянию мешочничества своей «бездеятельной психологией мира», но, по иронии истории, никто другой, как именно «левые», эти представители «авангарда российского пролетариата», как они называли себя, выражали настроение мелкобуржуазной патриотической интеллигенции и собственнического крестьянства. Самое возникновение фракции «левых» коммунистов следует объяснить двумя условиями: во-первых, влиянием мелкобуржуазной партии левых эсеров, в блоке с которыми мы тогда находились, и, во-вторых, — крутым изломом событий, под напором которых отдельные неустойчивые члены партии, попадают в состояние растерянности и паники. В лице фракции «левых» коммунистов мы встречаем после Октября первую вполне оформленную и обособленную оппозицию.

Как во время брестской дискуссии, так и после нее бухаринская фракция неоднократно проявляла антипартийную тактику. В ответ на решение большинства ЦК заключить мир «левые» коммунисты обращаются к излюбленному оппозиционному методу — методу отставок индивидуальных и коллективных. Лишь только было принято обращение к немцам о заключении мира. Бухарин тогда же заявил о выходе из ЦК и сложил с себя звание редактора «Правды». Когда на другой день (23 февраля) на заседании ЦК были приняты уже германские предложения, группа «левых» коммунистов в составе 4 цекистов (Бухарина, Ломова, Бубнова, Урицкого), а также Яковлевой, кандидата в члены ЦК, Пятакова и Смирнова заявила, что они уходят со всех ответственных партийных и советских постов. В заявлении своем они подчеркнули, что они сохраняют за собой полную свободу агитации как внутри партии, так и за ее пределами. Одновременно происходит демонстративный отказ Троцкого от звания народного комиссара по иностранным делам и самоотстранение Иоффе от всякой работы в мирной делегации.
В промежутке времени, оставшемся до съезда партии, который должен был окончательно решить вопрос о мире, «левые» вели усиленную кампанию против мира. Они пытались было апеллировать к верхушкам партийных организаций, решив собрать партконференцию вместо съезда, что, впрочем, им не удалось сделать. Свои требования к партии они предъявляли в ультимативном порядке и обставляли угрозами, например оставления постов в партии и в органах власти.

Неоднократно угрожали они расколом партии, как например, делал это находившийся под их влиянием Петербургский комитет. Угроза осуществлялась на практике. Не говоря уже про их выступления с самостоятельными платформами, декларациями, они предприняли ряд подготовительных шагов к расколу. «левые» коммунисты завели свои отдельные газеты в Москве и Ленинграде, издавали журнал, имели свои руководящие фракционные центры в губернских и областных организациях и прежде всего в самом ЦК в лице особой «левой» группы (четверки). Московское областное бюро вынесло резолюцию о недоверии ЦК ввиду его политической линии и состава с требованием его перевыборов при первой возможности. На VII съезде партии «левые» коммунисты держались самостоятельной группой. Вначале отказывались участвовать в выборах ЦК, а затем отказывались войти в ЦК и только условно приняли участие в том и другом. Такая раскольническая деятельность «левых» не помешала Троцкому обвинять Ленина в расколе, а Бухарину — обвинять большинство ЦК вместе с Лениным в деморализации масс.

Оппозиция держалась чрезвычайно вызывающе по отношению к Ленину. Характерна, как для всякой оппозиции, уверенность «левых» коммунистов в своих силах, в своей способности взять в свои руки руководство в партии и в стране. В ответ на ультиматум Ленина Ломов заявляет в ЦК: «Если Ленин грозит отставкой, то напрасно пугаются. Надо брать власть без В. И . (Ленина). Надо идти на фронт и делать все возможное»{9}.

Дезорганизаторская деятельность «левых» коммунистов продолжалась и после съезда партии. Они пытались дискредитировать значение самого съезда ввиду его, мол, малочисленности, и в лице т. Е. Преображенского повели кампанию за созыв, нового съезда. Деморализующее влияние деятельности «левых» было особенно опасно потому, что оно простиралось за пределы партии. После решений ЦК партии и VII съезда партии ряд советов и исполкомов, в которых они имели большинство, принял резолюции против заключения мира. Бухаринская фракция пыталась и на Украине повести борьбу против Брестского мира.

В своих выступлениях они сплошь и рядом солидаризировались с открытыми врагами пролетарской диктатуры как по вопросу о воине и мире, так и по ряду вопросов внутренней политики. Их речи и заявления против введения трудовой дисциплины, против буржуазных специалистов, против единоначалия — представляли собою простое повторение меньшевистских и эсеровских лозунгов или самостоятельное воспроизведение меньшевистских и эсеровских перепевов.

Весьма характерно, что Ленин как-то назвал «левых» коммунистов «недоношенными» левыми эсерами{10}. В отношении речей Д. Рязанова уже на самом съезде подчеркивался их определенно меньшевистский характер. После принятия съездом резолюции о мире Рязанов сделал заявление на съезде о своем выходе из партии ввиду того, что резолюция ведет к разрыву со всем тем, чему он служил всю свою жизнь, а именно с «основными предпосылками революционного марксизма». Ленинская резолюция о мире в понимании «левого» Рязанова ведет к отказу от ставки на международную революцию, а для «интернационалиста» Рязанова «дисциплина международного пролетариата выше всякой национальной дисциплины». Всего полгода прошло со времени вступления Рязанова в нашу партию, и за этот короткий промежуток он успевает дважды дезертировать — при каждом крутом повороте событий. Он дезертирует в период трудностей, связанных с наступлением германцев, как раньше дезертировал в Октябре. Впрочем, он вышел из партии ненадолго. После аннулирования Брестского договора, через несколько месяцев, он вновь возвратился в партию. Рецидивы меньшевизма проявлялись неоднократно в дальнейших выступлениях Рязанова вплоть до явного предательства партии с его стороны в связи с делом «Союзного бюро» Центрального комитета РСДРП (меньшевиков).
В то время в тяжелой обстановке борьбы советской власти с многочисленными мелкобуржуазными партиями подобные действия фракции «левых» коммунистов осложняли положение диктатуры пролетариата. На IV Всероссийском съезде советов, на котором, решался вопрос о ратификации мирного договора, «левые» коммунисты выступили с особой декларацией от значительной группы делегатов-коммунистов, стоящих против заключения мира, но воздерживающихся от голосования во избежание раскола. В общем хоре заявлений лидеров антисоветских партий, вроде Мартова, говорившего о «первом разделе России и о продаже русской революции германскому империализму», подобная декларация «левых» коммунистов и соответственные речи на съезде несомненно усиливали сопротивляемость врагов пролетарской диктатуры.

Отставки Бухарина и других «левых», уход или угроза их ухода из Совнаркома совпали как раз с демонстративным уходом левых эсеров из Совнаркома и из органов советской власти в виде протеста против Брестского мира. «Левые» коммунисты усиливали контрреволюционное значение саботажа советской власти. Контакт с левыми эсерами дошел до переговоров их с Бухариным о подготовке заговора вплоть до смещения Совнаркома и ареста Ленина. «Левые» коммунисты не пошли на заговор, но самая возможность таких переговоров показывает, в какую пропасть вело их упорство во фракционной борьбе против партии. Благодаря усиленной активной борьбе с оппозицией партия вскоре преодолела «левый» уклон, и можно с определенностью сказать, что к июлю 1918 г. лево-коммунистический кризис прошел. Наступившая затем революция в Германии совершенно сняла разногласия в партии по вопросам Бреста и подтвердила правильность ленинского плана социалистического строительства. Подавляющее большинство «левых» коммунистов признало ошибочность своей линии. лишь немногие «левые» вместе с Троцким и Иоффе продолжали упорствовать в своих ошибках.

Но отрыжки фракционной борьбы, затеянной Троцким и Бухариным, еще долго давали себя чувствовать в партийной жизни. В период брестской дискуссии впервые появляется на арене оппозиционной борьбы ряд заядлых оппозиционеров — перманентных участников чуть ли не каждой оппозиции. Помимо самого т. Бухарина отметим таких постоянных спутников последующих оппозиций, как Сапронов, Осинский, Преображенский, В. Смирнов, Пятаков, Белобородов, Стуков, Сафаров, К. Радек, Ломов и др. Много «левых» коммунистов участвовало впоследствии и в троцкистской дискуссии 1923 г. и троцкистско-зиновьевской оппозиции 1926–1927 гг. В брестской дискуссии вполне выявился «левый» коммунизм со всеми присущими ему характерными чертами. революционный авантюризм в теории и на практике, свойство швыряться звонкими фразами являлись с того времени неотъемлемыми принадлежностями «левого» коммунизма на всем протяжении его длинного исторического пути — от бухаринской фракции до современных «левых» загибов — в троцкистском или бухаринском «облачении» проявлялся «левый» оппортунизм.

Характерно для «левых» коммунистов, как и для всякой, в особенности «левой», оппозиции, обвинение партийного руководства в зажиме партийной мысли, противопоставление рядовой партийной массы партийным верхушкам. «левые» заявляли, что «руководящие верхи партии перестали будить в ее организациях самостоятельную мысль, стремятся попросту, без дальних разговоров, подчинить их руководству ЦК, что эти руководящие верхи выступают в роли носителей партийной мысли»{11}. «Левые» неоднократно возводили обвинение в мелкобуржуазном «перерождении» как советской власти, так и самой партии. Основной источник происходящего будто бы социального перерождения партии — это ее рост за счет крестьянских элементов, «окрестьянивание партии».

Другой источник социального «перерождения» партии «левые» открывали в советском аппарате, который своим консерватизмом, точнее бюрократизмом, оказывает-де разлагающее влияние и на партийцев, работающих в советских учреждениях. Консерватизм советского аппарата находит широкую почву для своего распространения и «в усталости» старого большевистского ядра партии, легко подпадающего под влияние отрицательных сторон аппарата: «Большинство… партийцев, уставших от многолетних эмигрантских скитаний, от изнурительной подпольной работы, от полной опасностей жизни революционера, — теперь, после победы пролетариата, стремится к тихой и мирной работе по строительству социализма»{12}.
Все эти положения «левых» — о наступившем «перерождении» партии и советской власти, о «перерождении» старого большевистского ядра, правда, еще не вылившиеся в систему взглядов, но вполне отчетливо и определенно высказанные «левыми» коммунистами эпохи Бреста — с тех пор становятся достоянием чуть ли не всякой последующей оппозиции. «левый» и правый оппортунизм в одинаковой степени использует злостную клевету на партию и пролетарскую диктатуру. Для оппортунистов незаметной проходила героическая борьба партии и пролетариата за сохранение и укрепление завоеваний Октябрьской революции. Нытики и маловеры не видели социалистического строительства и могли лишь повторять злостные выдумки классовых врагов о перерождении партии и советской власти.

Ленин уже тогда окончательно развенчал тип «левого» коммуниста, указав его социальный источник — мелкий хозяйчик, взбесившийся от ужасов капитализма, — и отметил, что «на такой социальной базе никакого социализма построить нельзя»: «Левые» способны иногда впадать в «бешеную» революционность, что не мешает им очень скоро переходить затем к мрачному пессимизму, впадая в состояние паники и растерянности. После заключения Брестского мира Бухарин и его единомышленники обнаруживают полную потерю политических перспектив и торжественно заявляют, как уже упомянуто было выше, что они считают «целесообразным идти на возможность утраты советской власти, становящейся чисто формальной». Пути партии идут мимо «левых» фразеров. «Руководить трудящимися и эксплуатируемыми массами, — говорит Ленин, —
может только класс, без колебаний идущий по своему пути, не падающий духом и не впадающий в отчаяние на самых трудных, тяжелых и опасных переходах. Нам истерические порывы не нужны. Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата»{13}.

Брестская дискуссия является по счету первой дискуссией внутри партии после Октября, всколыхнувшей всю партию и чуть ли не поставившей на карту судьбу русской и международной революции. Партия под руководством Ленина дала энергичный отпор оппозиции и не допустила, чтобы «революционная фраза о революционной войне погубила революцию» (Ленин). Она вышла из тяжелой внутрипартийной борьбы объединенная и дружнее стала работать по коммунистическому строительству. На первом этапе пролетарской революции партия вела борьбу главным образом с «левым» оппортунизмом, хотя все время не прекращалась борьба с правооппортунистическими взглядами, как велась, например, борьба с позицией т. Зиновьева в брестской дискуссии. В первые месяцы после Октября, в период «победного триумфального шествия революции», когда господствовало общее приподнятое настроение, рискованно было выступать с откровенно правыми взглядами и предложениями, и основной опасностью была тогда «левая» фраза. Вот почему партия, ведя борьбу на два фронта, главный свой огонь направляла на данном этапе против «левого» уклона. Скоро партии пришлось еще больше сомкнуться, выказать необычайные примеры сплоченности и героизма. Наступили годы военного коммунизма, отстаивать генеральную линию партии приходилось в невероятно тяжелых условиях.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.В.И.Ленин «О революционной фразе», ПСС, т. 35, стр. 343.
2.В.И.Ленин, Тезисы о мире.

3.В.И.Ленин, Собр. соч., т. XV, стр. 663, изд. 1922 г., Примечания.
4.«Большевик» No 15, 1929 г., стр. 84. Курсив Ленина.

5.Протоколы Центрального комитета РСДРП, Изд. института Ленина, стр. 246.
6.Стенографический отчет VII съезда партии, стр. 130, изд. 1923 г.
7.В.И.Ленин, Очередные задачи советской власти. ПСС, т. 36, стр. 167.

8. В.И.Ленин, К истории вопроса о несчастном мире, ПСС т.35, стр. 251.

9.Протоколы Центрального комитета РСДРП, стр. 250.

10.В. Сорин, Партия и оппозиция, ч. 1, стр. 183.

11.Цитировано по брошюре В. Сорина «Партия и оппозиция», ч. I, стр. 162.
12.Там же, cтр. 117. Курсив мой. — М. Г.

13.В.И.Ленин, Очередные задачи советской власти.