ГЛАВА V

ПЕРВЫЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ УКЛОНЫ
ПРИ НЭПЕ

Первые два года нэпа протекали при сравнительном затишье оппозиционной борьбы вплоть до новой, третьей по счету, оппозиционной дискуссии, осенью 1923 г. Было бы ошибкой отсюда сделать вывод, что у нас не было уклонов за указанный промежуток времени (1921–1923 гг.). «Каждый своеобразный поворот истории, — говорит Kенин, — вызывает некоторые изменения в форме мелкобуржуазных шатаний, всегда имеющих место рядом с пролетариатом, всегда проникающих в той или иной мере в среду пролетариата»{1}. Тяжелые условия перехода к нэпу усиливали разгул мелкобуржуазной стихии. Борьба предстояла не менее ожесточенная, чем в годы гражданской войны, но изменилась лишь обстановка борьбы. «Враг, — писал Ленин в августе 1921 г., — обыденщина экономики в мелкокрестьянской стране с разоренной крупной промышленностью. Враг — мелкобуржуазная стихия, которая окружает нас как воздух и проникает очень сильно в ряды пролетариата…»{2}.
Эти шатания проникали в отдельные прослойки нашей партии. Они питались как общей ломкой прежних экономических отношений, так и непониманием отдельными членами партии сущности новой экономической политики. Им были непонятны как целесообразность временного тактического отступления, проделываемого тогда партией, так и новые пути социалистического строительства. На этой почве создавалось неверие в возможность социалистического строительства, паникерство. На паникеров особенно сильно действовали отрицательные стороны НЭПа: рост новой «советской» буржуазии, обогащение нэпманов. Некоторые из них поддавались влиянию мелкобуржуазной идеологии в неприкрытом виде.

Партию вместе с Лениным не смущало временное отступление, так как она видела заранее решительный поворот к наступлению на рельсах НЭПа, каковой поворот происходит уже осенью 1922 г. «Если окажется правильным отступление, — говорил Ленин на XI съезде партии, — то сомкнуться, отступивши с крестьянской массой, и вместе с ней во сто раз медленнее, но зато твердо и неуклонно идти вперед, чтобы она всегда видела, что мы все-таки идем вперед»{3}. Результаты такого отступления окажутся очень скоро налицо: «Сомкнуться с крестьянской массой, с рядовым трудовым крестьянством и начать двигаться вперед неизмеримо, бесконечно медленнее, чем мы мечтали, но зато так, что действительно будет двигаться вся масса с нами. Тогда ускорение этого движения в свое время наступит такое, о котором мы сейчас и мечтать не можем»{4}. Успехи нынешнего развернутого социалистического строительства показывают, насколько правилен был прогноз Ленина в 1922 г., насколько верно и удачно определена была им генеральная линия партии.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Ленин, статья «Новые времена, старые ошибки в новом виде». ПСС, т. 44, стр. 100.
2.Там же.

3.Ленин, Речь на XI съезде ВКП(б), ПСС, т . 45.
4.Там же.

1.РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ

Подавляющее большинство членов партии устремилось на выполнение новых задач строительства. Это единодушие объясняет нам отчасти особый характер возникающих уклонов этого периода — их антипартийный, точнее внепартийный характер. Первая такая группировка возникла в мае 1921 г., сразу оформившись в особую партию, так называемую «Рабоче-крестьянскую социалистическую партию». Она образовалась из бывших членов нашей партии во главе с В. Л. Панюшкиным, частью принадлежавших к «рабочей оппозиции» или примыкавших к ней. Сторонники Панюшкина приняли особый устав, ввели партийные билеты для своих членов, приняли новое название партии. Ими было выбрано московское бюро и временное центральное бюро, вся Россия была разделена на районы. Намечены были эмиссары для объездов, и было поручено найти типографию для издания подпольного журнала{1}. Группа начала свою деятельность с попытки огласить свою «декларацию» на первом пленуме Московского совета рабочих и крестьянских депутатов созыва 1921 г. от имени «Рабоче-крестьянской социалистической партии и беспартийных сторонников социальной революции». Численность «партии» в точности трудно определить. На нелегальных собраниях, устраиваемых группой, — нам известно о двух таких собраниях, — присутствовало от 200 до 300 человек. Но в этих собраниях принимали участие далеко не одни члены новоявленной партии, были и беспартийные, приходили и коммунисты, выступавшие против сторонников Панюшкина. Социальный состав «партии» был очень разнородный: тут были и рабочие, и мелкие служащие, и бывшие торговцы. На такой социальной почве мог пышно возрасти букет идей, заимствованных из «рабочей оппозиции». Группа проявила полную идеологическую зависимость от последней. Не только перенимались лозунги, но целые положения из программы «рабочей оппозиции» вошли в «декларацию». «Идейки» «рабочей оппозиции» служили главным содержанием в выступлениях ораторов панюшкинской партии.

Платформа и социальная сущность «Рабоче-крестьянской социалистической партии» полностью подходят к характеристике, данной XII съездом партии уклонам того времени: «противопоставляют Советское государство рабочему классу и партию — Советскому государству». Декларация целиком проникнута таким противопоставлением. Основной лозунг декларации: «Власть советам, а не партиям». Красной нитью проходят обвинения в «перерождении» партии и Советского государства. Происходит, по словам декларации, полная ликвидация октябрьских завоеваний, рабочий класс подвергается невероятной эксплуатации при явном попустительстве и даже содействии коммунистической партии. «Советы — величайшее завоевание Октябрьской революции — превратились не в носителей и выразителей воли пролетариата, а в ширму и слепое орудие опекунов-коммунистов. Все то, за что тогда пролетариат боролся и проливал свою кровь, сейчас безжалостно и цинично попирается этими опекунами»{2}…

«Пролетариат города и деревни, — говорит декларация, — разного рода махинациями правящей партии коммунистов сведен на положение бесправного гражданина, порой даже «неблагонадежного». «Нынешняя политика и тактика партии создались в результате перерождения ее». «Сейчас это не РКП, а правящая каста», — говорит про нее Панюшкин на одном из фракционных собраний. Выражением этого «перерождения» является переход к новой экономической политике, который рисуется в «декларации» в виде измены делу пролетариата. «Переродившаяся партия, переполненная на 75% мелкобуржуазными элементами, вступила «на путь уступок кулачеству, спекулянтам и мировым хищникам-капиталистам в ущерб интересам и стремлениям пролетариата города и деревни. При таком положении дел всем завоеваниям Октябрьской революции грозит неминуемое самоизживание». «Для спасения дела революции» Панюшкин с друзьями предлагают, прежде всего, восстановление советов, какими они были в Октябрьские дни, с удалением из них чуждого элемента. Далее идут требования в области экономического строительства, а именно — организации и управления народного хозяйства через производственные союзы. Вся программа в этой области — целиком синдикалистская и сплошь списана с шляпниковских тезисов.

«Левые» гримасы не могут скрыть контрреволюционной сущности панюшкинской партии. Такое же значение имеет требование «предоставления политических прав всем партиям». Мало изменяет дело оговорка, исключающая, по-видимому, меньшевиков и эсеров, что речь идет только о партиях, «не запятнавших себя изменой делу пролетариата», как будто при диктатуре пролетариата существуют подпольные партии, «не запятнавшие себя изменой делу пролетариата». «Партия» требует освобождения представителей этих партий из тюрем, а также полной отмены смертной казни — опять с ничего не значащей оговоркой, исключающей определенных врагов пролетариата, как будто смертная казнь применяется в Советской России по отношению к другим лицам.

В этих требованиях насквозь проявляет себя контрреволюционное мещанство, напуганное переходом к новой экономической политике. Страхи за свое потребительское благополучие неоднократно высказываются сторонниками Панюшкина. Они пугают собрание перспективой голода. Один из таких бывших членов РКП определенно заявляет: «Если так продолжится, мы все подохнем с голоду»{3}… Мещанское болото естественно не свободно от националистических, в особенности великодержавнических, настроений. В протестах сторонников Панюшкина против государственного капитализма нередко слышится горечь обиды, которая открыто высказывается в обывательской среде: «своих капиталистов прогнали, а чужих приглашаем». Характерно выступление на одном из собраний этой «партии» бывшего меньшевика Андронова, явившегося сюда в качестве делегата от беспартийных: «Господство большевиков, — юлит он в прениях после доклада “вождя” партии Панюшкина, — и так стоило России 17 млрд. долгу, теперь золота уже больше нет…».

Национализм проявляется в открытом антисемитизме, чуть ли не погромного характера. От него не свободен сам «вождь» и «теоретик» группы — Панюшкин. По вопросу о положении в партии он заявляет: «РКП расслоилась в партию бундистов»{4}. Настоящее же настроение собрания обнаружилось, когда в защиту коммунистической партии выступил т. Бергман, по внешнему виду еврей. Собрание шумно запротестовало и не дало говорить ему. Раздались крики: «долой, довольно жидов! Не хотим их слушать!»{5}. Сплошная демагогия в духе сапроновцев или представителей «рабочей оппозиции» сквозит во всех выступлениях сторонников Панюшкина, с прибавкой разве еще большей красочности выражений. Особенно частым предметом нападок является у них Ленин, который, оказывается, «пляшет под дудочку окружающих его предателей рабочего класса» или «подчиняется большинству мерзавцев» и т.д. За этим бредом должны были последовать определенные действия. Панюшкин с друзьями высказывались за вооруженную борьбу против партии и пролетарского государства и готовились к ней.

Дискредитирование партии должно было также подготовлять восстание. Пока что «рабочая» группа Панюшкина разрешила положительно вопрос о применении террора к членам коммунистической партии. Своевременно сторонники группы принимали меры к уходу в подполье. Советская власть стала перед необходимостью быстрой ликвидации этой контрреволюционной группировки. Панюшкин вместе с небольшим ядром своих активных сторонников были арестованы
и высланы. Несмотря на отдельные выступления против новой экономической политики, в действительности «рабоче-крестьянская социалистическая партия» не выражала собою направления антинэповского характера. Выступления отдельных лидеров против нэпа были лишь «левой» фразой, которая не может скрыть социальную сущность группировки. Партия Панюшкина выражала собою идеологию капиталистических слоев, тосковавших по «здоровому» капитализму. В связи с переходом к нэпу встрепенулись остатки господствовавших классов и стали выражать требования свободного развития «отечественного» капитализма, поскольку-де теперь допускаются на известных условиях свобода торговли и капитализм. «Рабоче-крестьянская социалистическая партия» исчезла почти бесследно. Она опиралась на ничтожные околопартийные силы. Но этот уклон, представлявший собою смесь синдикализма, анархизма и левой эсеровщины, в своем последовательном развитии весьма ярко показывает, куда приводит беспощадная логика фракционной борьбы.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Архив МК. Отдел секретариата. дело No 5.

2.Декларация цитируется по экземпляру из личного архива т. Новицкого.

3.Архив МК. Отдел секретариата. дело No 8, а также приложения к личному делу Панюшкина.
4.Там же.
5.Там же.

2.«РАБОЧАЯ ГРУППА» (МЯСНИКОВЩИНА)

К «рабоче-крестьянской социалистической партии» довольно близко стоит «рабочая группа», являющаяся также детищем «рабочей оппозиции». Уклон этот ведет свое начало тоже с 1921 г., но на открытую борьбу против партии «рабочая группа» выступает в 1923 г. Организатором этой группы был Г. Мясников, начало шатаний которого относится к маю—июню 1921 г., когда он пишет «докладную записку» в ЦК, а затем и брошюру «Больные вопросы». Как в записке, так и в брошюре, Мясников описывает массу безобразий на местах и в центре, объяснение которых он находит в «невыносимо тяжелом режиме» в партии и в стране. Между партией и рабочими массами — полный разрыв. Рабочие смотрят, по клеветническим словам мясниковцев, на коммунистические ячейки как на «комищейки». Радикальными мерами к исправлению существующих бед Мясников считает следующие. Во-первых, восстановление советов, какими они были в Октябрьские дни, когда они были основными ячейками государственной власти. Советы организуются на фабриках и заводах, они становятся советами рабочих депутатов фабрик и заводов с производственными функциями. Лозунг «восстановления советов» вслед за Панюшкиным становится излюбленным у мясниковцев. Другим радикальным средством Мясников признает крестьянские союзы в деревне. Коллективы, артели, коммуны — все это по Мясникову «надевание хомута с хвоста». Все это явится лишь в итоге развернутого социалистического хозяйства. Сейчас формой организации крестьянства должен быть союз, основанный на добровольном принципе. Крестьянские союзы должны иметь права рабкрина, как и союзы рабочих{1}.
Выдвигаемые Мясниковым положения шли совершенно в разрез с партийной установкой. Если требование восстановления советов с прежними производственными функциями было чисто синдикалистского характера, то требование крестьянских союзов означало отказ от руководства крестьянством со стороны партии и пролетариата и от классовой линии пролетарской диктатуры. Требование отмены смертной казни и свободы слова и печати от монархистов до анархистов включительно было уже явно контрреволюционным. Требование такой свободы печати по существу означало требование установления буржуазно-демократического, парламентского режима в стране.

Принимая во внимание революционное прошлое Мясникова и его рабочее происхождение, Ленин пытался было повлиять на Мясникова в сторону перехода на партийную линию, на путь совместной борьбы по изжитию указываемых недостатков. Он в своем письме Мясникову указывал ему на последствия опасных средств, предлагаемых Мясниковым: «Вы хотите лечить коммунистическую партию и стали хвататься за лекарства, несущие верную смерть, не от вас, конечно, а от мировой буржуазии (Милюков + Мартов + Чернов)»{2}. Ленин вскрывал настоящую причину безверия Мясникова в социалистическое строительство: «Вы увидели кучу бедствий и болезней, впали в отчаяние и бросились в чужие объятия, в объятия буржуазии (свобода печати для буржуазии). А мой совет — в отчаяние и панику не впадать»{3}. Ленин старался внушить ему бодрость и веру в силу рабочего класса и партии. Он призывал его к черной, будничной работе по исправлению злоупотреблений. Советы Ленина прошли мимо Мясникова. Он даже не удосужился немедленно ответить Ленину, а ограничился коротеньким ответом: «Ваше письмо получил. Писать вам сейчас нет времени. Поеду в завод Мотовилихи и оттуда пришлю ответ». Но и второе письмо его отличается таким же чванством и докучными претензиями. Вместо определенного ответа на обращение Ленина он считает нужным выступить с обвинением против него: «Не верите вы в силу рабочего класса, не верите в его классовую политику, а верите в чиновников — это ваша беда»{4}.

Мясников пошел по скользкому фракционному пути. Он продолжал вести пропаганду своих взглядов и после постановления Оргбюро ЦК о признании его тезисов несовместимыми с интересами партии, с запрещением выступать ему со своими тезисами. В ноябре того же года он послал письмо в Питер к некому Куржнеру и убеждает его завоевать по крайней мере два района, объединив всех недовольных под одно знамя{5}. В конце концов он был исключен из партии. На XI съезде Ленин отмечал цену искренности, заверениям в преданности партии со стороны Мясникова, как пример подобного отношения к партии со стороны других оппозиционеров. В своем ответе Ленину Мясников писал: «Я с партией связан кровью. Думаю, что лучшей партии у пролетариата не было и не будет». А затем отправился в Мотовилиху, организует перевыборы фабзавкомов на Мотовилихинском заводе и добивается избрания там беспартийного фабзавкома.

В 1923 г. вместе с Кузнецовым, также исключенным из партии по делу 22-х{6}, Мясников создал подпольную организацию «рабочая группа». Организации группы предшествовало теоретическое обоснование платформы ее в виде «манифеста рабочей группы». В основных своих частях манифест представлял собою обработку брошюры Мясникова «Тревожные вопросы», в свою очередь являющейся переработкой цитированной уже нами брошюры «Больные вопросы». Манифесту предшествует вступление. Подобно всем оппозиционным группировкам в рядах ВКП(б) той эпохи, «рабочая группа» прикрывает свой оппортунизм «левыми» фразами. Уже в первой части манифеста, излагавшей международные задачи пролетариата, группа занимает позицию «крайней революционности». Она против «соглашательской» тактики Коминтерна в вопросе единого фронта. Тактику эту группа умышленно ложно толкует, как тактику совместных действий с шейдемановцами и прочими вождями социал-предателей, и этим извращает сущность тактики единого фронта, основанной на борьбе секций Коминтерна с рабочими массами через голову вождей-предателей. Тактика единого фронта не удовлетворяет мясниковцев. Они-де стоят на твердых революционных позициях, они призывают международный пролетариат к всеобщей гражданской войне — и где тут думать о борьбе за «частичные» требования! Такая борьба представляется им сплошным оппортунизмом. «Историческая миссия пролетариата, — горделиво заявляется в манифесте, — состоит в том, чтобы спасти человечество от варварства, в которое ввергает его капитализм. И сделает он это совсем не борьбой за пятачок, борьбой за 8-часовой рабочий день, борьбой за частичные уступки, которые капитализм может сделать, — нет, наоборот, крепкой организацией пролетариата для решительного боя за власть»{7}.

«Левая» «сверхреволюционная» позиция «рабочей группы» побуждает ее сноситься с заграничными группами, стоящими вне Коминтерна и пытающимися образовать IV интернационал. Правда, мясниковцы не делают еще попыток к организации IV интернационала. Группа собирается образовать лишь «левое» оппозиционное крыло в Коминтерне. По объяснению Кузнецова — «это, так сказать, первые шаги, которые будут предприняты на предмет отхода от Коминтерна»{8}.

Партия противопоставляется ими Советскому государству, и рабочий класс — партии и пролетарскому государству. Между властью и рабочим классом — непроходимая пропасть. Советская власть «перерождается» или «перерождение» уже есть совершившийся факт. Бесспорными являются, по утверждению мясниковцев, «ликвидаторские тенденции октябрьских завоеваний, идущие со стороны перерождающейся в условиях новой экономической политики бюрократии». Мясников с друзьями изощряются в выпадах против партии. Нанизывается сеть обвинений, и создается картина «разложения» в партии, основанная на явно недобросовестной клевете. «Перерождение господствующей группы РКП в олигархическую касту идет полным ходом»{9}. Режим партии, превращающей ячейки в комищейки, коммунистические кликуши, создает, мол, невыносимое положение в профсоюзах, рисуемое в таких красках: «Безмолвное орудие господствующей группы РКП… Слепое орудие в руках чиновников. Бюрократический придаток Политбюро». И властью и партией рабочий класс поставлен в безвыходное и невыносимое положение: он «абсолютно бесправен» и «согнут в бараний рог»{10}.

«Защитники» рабочего класса, мясниковцы, не поднимаются выше узкой цеховщины отсталых слоев пролетариата и не в состоянии понять руководящую роль его в Советском государстве. Крестьянство представляется им сплошной реакционной массой: «Наше крестьянство сделалось единственно политически бодрствующей силой… подчинивший все органы власти, партию, профсоюзы и советы служению и возрождению капитализма». Но эта презрительная оценка роли крестьянства не помешала им выступить с явно оппортунистическими требованиями предоставления какой-то особой «самодеятельности» крестьянству и освобождения его от влияния партии и пролетариата. Аналогичную неувязку между «левой» фразой и конкретными оппортунистическими лозунгами представляют собою предлагаемые ими пути спасения октябрьских завоеваний. Эти пути сводятся к восстановлению старых советов в октябрьские дни, созданию, иначе говоря, новых советов и установлению «пролетарской демократии», понимаемой в смысле «освобождения» рабочих организаций от руководства партии. Оба эти требования на деле означают сдачу советской власти меньшевикам, эсерам или кадетам.

Новые советы — советы на фабриках и заводах, охватывающие «весь» фабрично-заводской пролетариат, естественно должны включать «всех его представителей», в том числе меньшевиков и эсеров. Под ширмой свободы «пролетарских социалистических» партий мясниковцы на практике ратуют за свободу, равноправие меньшевиков и эсеров. Осуществление требуемой ими отмены смертной казни или свободы печати от монархистов до анархистов обезоружило бы пролетариат и привело бы к реставрации буржуазной республики или монархии. Таково на деле «революционное
левое марксистское лицо» «рабочей группы», по ее собственной квалификации. Она не ограничилась одними призывами к борьбе, но перешла к подготовке решительных действий против советской власти. Она собирала силы, вела усиленную работу по организации всеобщей политической стачки, как самого верного средства для низвержения нынешних советов. Предварительными мерами, кроме местных стачек, должны были служить демонстрации, имеющие общеполитическое значение. Группа готовилась к демонстрации по случаю годовщины Октябрьской революции. Предполагалось также организовать массовое движение против советской власти, наподобие 9 января.

В происшедших в августе 1923 г. стачках в Москве мясниковцы стремились принять участие и делали даже попытки к руководству ими. Аресты активных членов группы помешали дальнейшим действиям ее в этом направлении. К моменту ареста группа вполне оформилась в самостоятельную политическую партию. Раньше всего образовалось временное центральное организационное бюро в составе трех лиц: Мясникова, Кузнецова, Моисеева. Хотя Мясников был вскоре арестован и выслан за границу, оставшееся ядро поддерживало с ним связь. Вскоре Оргбюро собирает так называемую московскую конференцию в составе всего 10–12 человек. Несмотря на свою малочисленность, собрание выбирает московское бюро из 4 или 8 лиц, в точности неизвестно{11}. На местах организовались ячейки. В организацию входили члены ВКП(б) или исключенные из партии по политическим разногласиям, как заявлялось в уставе группы, и беспартийные. Большинство были рабочие, вовлеченные в организацию демагогическими лозунгами главарей и очень мало знавшие о настоящих контрреволюционных планах их.

Численность организации в Москве едва ли превосходила 200 членов. Активных членов группы, арестованных в момент ее ликвидации, было всего 20 человек. Это обстоятельство не мешало, однако, Кузнецову в переписке с «вождем» раздувать численность группы до 3 тыс. человек в одной Москве, а всех членов организации до 10 тыс. Такая хлестаковщина, как известно, характеризует обычно все оппозиционные течения, группировки. Ядро группы составляли выходцы из «рабочей оппозиции». Для консолидации своих сил группа пыталась объединиться с «рабочей оппозицией» и обращалась как к ней, так и к другим оппозиционным течениям или даже к отдельным лицам, настроенным оппозиционно, как напр. к д. Рязанову. Внефракционный, вечно брюзжащий оппозиционер Рязанов, оказал некоторое содействие в редактировании «Манифеста». Он заявлял, что подправил произведение Мясникова с точки зрения марксизма{12}. От открытого союза Рязанов, однако, отказался, за что Кузнецов писал о нем и о других отказавшихся, как о «”жалких трусишках”, которые бегут от нас, как от… чумы»{13}. Двурушническая роль Рязанова в партии вполне подтверждает эту характеристику Рязанова, хотя и данную из чуждого нам лагеря. Характерно, что в поисках союзников «рабочая группа» обращается к сторонникам только трех течений, близких очевидно к ней: «рабочей оппозиции», «рабочей правды» и «группы демократического централизма».

На «рабочей группе» особенно ярко оправдались слова Ленина о контрреволюционности лозунгов, связанных с противопоставлениями партии и рабочего класса и демагогическими обвинениями в отрыве партии от рабочих, в неверии в силы рабочего класса. «Под лозунгом побольше доверия к силе рабочего класса, — пишет Ленин по адресу мясниковцев и всякой “рабочей” оппозиции, — проводится сейчас на деле усиление меньшевистских и анархических влияний: Кронштадт весной 1921 г. со всей наглядностью доказал и показал это»{14}.

Если меньшевики, эсеры и вообще белогвардейцы «ютились около всякой оппозиции», то особенную радость вызывали у них такие организации, как «рабочая группа». Брошюра Мясникова, например, была оглашена по радио польским правительством. К тому же надо прибавить, что основные лозунги и панюшкинской партии и мясниковщины — «восстановление советов» или «новые советы» — по существу являлись перепевом меньшевистских лозунгов. Милюков во время кронштадтских событий дал лозунг: «советы без коммунистов». Затем происходит дальнейшая передвижка лозунгов у белогвардейцев, и меньшевики вскоре в лице Дана выдвигают новый лозунг: «честные советы». Требования «рабочей группы», хотя и прикрытые «левой» фразой, в случае своего осуществления привели бы к буржуазной демократии и выдавали социальную сущность группировки, отражавшей сопротивление капиталистических элементов новой политике партии. Узкая цеховщина отсталых слоев пролетариата как нельзя лучше уживается с защитой буржуазной идеологии. Несмотря на свой рабочий состав, «рабочая группа» фактически выражала идеологию капиталистических слоев.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Сборник «Дискуссионный материал» (тезисы Мясникова, письмо т. Ленина, ответ
ему и т. д.), стр. 13.

2.В.И.Ленин, Письмо Г. Мясникову, ПСС, т. 44, стр. 80 .
3.Там же.
4.Сборник «Дискуссионный материал», стр. 34.
5.Сборник «Рабочая оппозиция», стр. 48.

6.Об этом см. выше, стр. 84, 87.
7.Цитируется по брошюре В. Сорина «Рабочая группа (мясниковщина)», стр. 26 .

8.Цитируется по брошюре В. Сорина «Рабочая группа (мясниковщина)», стр. 102.
9.Там же, стр. 64.
10.Там же.

11.В.Сорин, «Рабочая группа (мясниковщина)», стр. 110.
12.Е.Ярославский. «О третьей силе в период пролет. революции», ж . «Пролетарская
революция», 1931 г. No 1 (108), стр. 16.
13.В.Сорин, «рабочая группа (мясниковщина)», стр. 110–111 .

14.В.И.Ленин, Новые времена, старые ошибки в новом виде. ПСС, т. 44, стр. 101.

3.«РАБОЧАЯ ПРАВДА»

«Рабочая правда» как по составу своих сторонников, так и по идеологии отличается от «рабочей группы». Если состав последней был рабочий, то состав «рабочей правды» был интеллигентский преимущественно. «Левые гримасы» еще уцелели в положениях «рабочей правды», но из всех ее пор выделяется «мутно-меньшевистская идеология», которую плохо скрывают «левые лохмотья». Группа «рабочая правда» возникает также весной 1921 г. Два года группа находилась в стадии оформления, хотя она была очень плодовита в литературном отношении и выпустила ряд литературных документов (журнал и брошюра «рабочая правда», обращение от делегатов XII съезда партии, обращение ко всему революционному пролетариату России, обращение к революционным социалистическим партиям всех стран). Активно зашевелилась группа осенью 1923 г. в связи со стачками, и тогда-то организация была раскрыта.

Как полагается для оппозиции, «рабочая правда» писала о своих многочисленных сторонниках, о своем влиянии в РКП и в рядах пролетариата, но в действительности вся организация состояла всего-навсего из 20 человек. Ни о каком серьезном значении группы не могло быть и речи, тем более что организация состояла из кружков учащихся, создавшихся под предлогом изучения философии Богданова{1}. Так называемая центральная организация «рабочей правды» (фактически единственная) состояла из молодых литераторов, руководов и слушателей вузов или рабфаков. Во главе организации стоял коллектив из 7 лиц, в который входили Ф. Шуцкевер, Шульман Е. Р., Хайкевич, Крым Н. Г., Яцек В. и др.
Критика наших порядков со стороны «рабочей правды» — тоже «левая». Обычное противопоставление рабочего класса партии и Советскому государству. Рабочий класс находится в безвыходном, тяжелом положении. Ни партия, ни Советское государство не только не приходят к пролетариату на помощь, но являются непосредственными виновниками ухудшающегося его положения. В отличие от прежних группировок «рабочая правда» не говорит о «перерождении» Советского государства, хотя и рисует его в самых мрачных красках. О каком «перерождении» может идти речь, когда сама Октябрьская революция не является по существу революцией социалистической. Ее значение только в том, что она расчистила пути буржуазного развития в России. «В результате Октябрьской революции все преграды в смысле экономического развития уничтожились… После успешной революции и гражданской войны в России открылись широкие перспективы быстрого превращения в страну передового капитализма. В этом несомненное и огромное достижение революции в октябре»{2}. Классовая политика советской власти не руководствуется интересами пролетариата, по заявлению «рабочей правды», так как «Советское государство на ближайшее время является представителем общенациональных интересов капитала». Определяющим моментом нашей политики выставляются «классовые интересы господствующих в России буржуазных групп». «Наша страна, — заявляется в воззвании группы “рабочей правды”, — не страна диктатуры пролетариата, а страна произвола и эксплуатации». Нэп официально провозглашается «восстановлением нормальных капиталистических отношений». Такова изумительно лживая картина пролетарского государства в кривом зеркале меньшевистской группы «рабочей правды».

При подобном понимании нэпа не удивительно полное пренебрежение интересами крестьянства. Секретарь этой организации не считает нужным рассматривать вопрос об отношении к крестьянству под тем предлогом, что «крестьянство вообще всегда интересно в момент революционных восстаний» (пушечное мясо){3}. Что же касается РКП, то руководящая часть ее перерождается «во все более замыкающуюся касту организаторов государственного капитализма». «Наши товарищи, — заявляется в воззвании, — новая буржуазия, которая вместе с нэпманами роскошествует». Литераторы из «рабочей правды» находят причины «перерождения» партии в ухудшающемся ее социальном составе, почти полном исчезновении рабочих. «Говорить ныне о РКП как о рабочей партии нельзя, ибо количество пролетариев в партии до трагизма мало и не превышает 5%»{4}.
Какие же конкретные мероприятия предлагает «рабочая правда», состоящая, по ее заявлению, из «классово-мыслящих элементов в РКП»? Предлагаются как меры общего «социалистического» характера по определению авторов «рабочей правды», которые должны подготовить социальную революцию, так и меры практические, для осуществления которых призвана новая партия. Мероприятия общего характера упираются в идеологию, враждебную марксизму, так называемую богдановщину. Идейный вдохновитель группы и ее литературных произведении — А. Богданов, когда-то большевик, потом ставший во главе фракции отзовистов, а со времени Февральской революции примыкавший к меньшевикам, хотя и числился беспартийным. «Классово-мыслящие элементы РКП» во многом не соглашались, по их собственному признанию с материалистическим учением К. Маркса и материализму противопоставляли эклектическую идеологию Богданова.

В основе системы взглядов группы лежала общая установка богдановщины, что «основное орудие самоорганизации человечества — его идеология, общественное сознание». Классы возникают, по Богданову, не с появлением разделения труда и частной собственности, а с выделением «хранителей и носителей идеологии, знаний и опыта», организаторов, берущих в свои руки производство. Отсюда учениками Богданова делался вывод, что социализм создается путем накопления коллективного опыта, и мы приближаемся к нему по мере роста пролетарской идеологии. Задачей дня ставится отсюда создание и развитие пролетарской культуры. Эти задачи не в состоянии выполнить «буржуазная» компартия. Возникает потребность в новой «рабочей партии». Практическая программа «рабочей правды» требует создания новой «чисто рабочей партии, которая боролась бы за демократию, за свободу печати и коалицию революционных элементов пролетариата и против фетиша монополии избирательного права для трудящихся и фетиша свободы использования этих прав». Эти требования означают не что иное, как предоставление избирательных прав нэпачам и установление обычной буржуазной демократии. К этим требованиям надо присоединить еще предложение пойти на большие уступки иностранному капиталу.

Богдановщина явилась теоретическим оружием контрреволюционной группировки. Вызывающей была тактика группы. Она стремилась к организации боевых радикальных союзов, выставляла лозунги использования стихийного экономизма в рабочем движении, т. е. стачек, и направления этого движения на политическую борьбу с советской властью. Если «рабочая группа» стремилась примкнуть к IV Интернационалу, то «рабочая правда» непосредственно обращалась ко II Интернационалу с «призывом о поддержке своей деятельности». В «Декларации», обращенной «рабочей правдой» ко II Интернационалу, социал-предательские партии именуются «революционными партиями II Интернационала» и ставятся на одну доску с западноевропейскими секциями Коминтерна. Нечего говорить о том, с каким восторгом встретил меньшевистский «Социалистический вестник» нового союзника. Единственно в чем упрекнул Далин «рабочую правду» — это в излишне откровенном оппортунизме.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Е.Ярославский, «Рабочая оппозиция», «Рабочая группа», «Рабочая правда», стр. 65.
2.Из «Обращения» группы. Цитируется по указанной брошюре Ярославского, стр. 67.

3.Е.Ярославский, «Рабочая оппозиция», «Рабочая группа», «Рабочая правда», стр. 70.
4.Там же, стр. 69.

4.АНОНИМНАЯ ПЛАТФОРМА

Очень близка к «рабочей правде» по социальной сущности своих требований и по общему тону критики предсъездовская анонимная платформа, появившаяся накануне XII съезда партии (апрель 1923 г.). Как и «рабочая правда», она является не только рупором мелкобуржуазной, стихии вообще, но и определенной буржуазной идеологией. Особенно сильно сказывается на анонимной платформе влияние сменовеховства, т. е. буржуазных интеллигентов, попутчиков советской власти, стремившихся «урвать» при этом как можно больше за свой дружественный нейтралитет.
Хотя анонимная платформа обсуждалась на съезде, но не удалось точно установить ее авторство. Все же, не без основания, ее обычно приписывают т. Осинскому, в особенности если принять во внимание его речи на съезде и статьи того времени, которые являются дополнением по существу к самой платформе. Поразительное сходство платформы с прежними платформами демократических централистов подтверждает участие последних в составлении анонимной платформы бесспорно. Мы находим здесь старое сапроновское требование независимости советов от партии, правда, в несколько замаскированном виде. Партии рекомендуется «перенести центр тяжести из госорганов в самодеятельные организации трудящихся (профсоюзы, кооперативы, культурно-просветительные кружки и т. д.). Точно так же вместо «вмешательства в советские дела» партии рекомендуется ограничить свою деятельность агитацией и пропагандой. Эта часть платформы выражает в замаскированном виде требование белогвардейцев — «советы без коммунистов».
В платформе далее высказывается требование о широком доступе беспартийным вообще, беспартийным интеллигентам в частности на все советские должности, в том числе и выборные. Смысл этого требования — «уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет значения патента». Это уже открыто выраженное в платформе стремление сменовеховской интеллигенции к разделу власти, к устранению классовых основ диктатуры пролетариата.

Анонимная платформа с ее горделивым заголовком «Современное положение РКП и задачи пролетарско-коммунистического авангарда в партии» сводит свои требования, в конце концов, к парламентарной республике, хотя бы и под фирмой широкого советского конституционализма. В области партийного строительства платформа доходит до полного отказа от ленинских основ партийной дисциплины. Здесь выставляются требования отмены запрещения внутрипартийных группировок, отмены всяких перебросок и мобилизации членов партии, ликвидации контрольных комиссий и т. д. Обращается она с призывом к объединению ко «всем пролетарским честным элементам, группирующимся вокруг демократического централизма, «рабочей правды» и примыкающим к «рабочей оппозиции». Знаменем для объединения выставлялся манифест «рабочей группы». На самом съезде оппозиция была очень слабо представлена. Она не носила оформленного характера и только выявлялась в речах отдельных лиц, как Красина, Осинского, отчасти Троцкого. Наступающие хозяйственные затруднения панически действовали на отдельных товарищей, в том числе и на т. Красина, который требовал изменений нашей политики в смысле больших уступок иностранному капиталу. В своей речи на XII съезде партии, в своих статьях т. Красин совершенно исключал возможность самостоятельного восстановления народного хозяйства без иностранных займов, кредитов. Он предлагал уплатить старые долги царского правительства, сдать в концессию наиболее жизненные отрасли промышленности и ослабить монополию внешней торговли. Тов. Красин вместе с Осинским, отчасти с Троцким, выступали против руководства партии советскими, хозяйственными и другими организациями под предлогом борьбы с мелочным вмешательством партии. Особенно далеко шел в своих выступлениях против руководства т. Осинский, заявивший, что Политбюро всячески борется против посылки ответственных людей в Совнарком, опасаясь конкуренции с его стороны, благодаря чему Совнарком является техническим органом. Вполне справедливо ответил тогда т. Каменев на оппортунистические выступления Осинского словами, которые неоднократно были вполне применимы к нему самому: «Тов. Осинский, чуждая нам классовая стихия и тенденция делают вас своим орудием»{1}.

Чуждая стихия овладевала всеми оппозиционерами из группы «партийных либералов», независимо от их субъективных пожеланий. Тов. Красин предлагал повторить стратегический маневр 1921 г., объявить нэп в области внешней торговли, в то время как Ленин еще год назад провозгласил конец отступления в нашей экономической политике. Критика «слева» линии партии была достоянием большинства группировок 1921–1923 гг. Исключение представляют группировка «рабочей правды», «Анонимная платформа» «партийных либералов», или выступления тт. Красина и Осинского, в свое время охарактеризованные как «болотный уклон». Эта группировки или выступления были правыми уклонами откровенно оппортунистического характера. «Левые» фразы и «левые» жесты встречаются, правда, и в платформах этих группировок, но они занимают слишком слабое место в общей правооппортунистической программе. Но и «левые» по форме уклоны и правые уклоны носят определенный контрреволюционный характер, поскольку они фактически были направлены против диктатуры пролетариата. Ведя борьбу на два фронта, партия на данном этапе направляла главный удар против «левого» уклона.

«Левый» уклон представлял тогда основную опасность, поскольку в партии были сильны еще традиции военного коммунизма и переход к нэпу вызывал особые колебания среди неустойчивых членов партии, потерявших социалистические перспективы развития после отказа партии от методов военного коммунизма в социалистическом строительстве. «Левые» и правые уклоны той эпохи исчезли, но многие идейки и лозунги стали достоянием последующих оппозиционных групп. В разгаре мелкобуржуазной стихии, усиливавшейся в первые годы нэпа, в борьбе с мелкобуржуазным окружением особенно важно было единство партии. Вполне правильный лозунг выставил стоявший тогда на ленинской позиции т. Зиновьев: «Всякая критика партийной линии, хотя бы так называемая «левая», является ныне объективно меньшевистской критикой»{2}. «Левая» критика, равно как и правооппортунистическая критика, мешали дружной борьбе партии с всеобщей разрухой в стране. Только преодолев антипартийные уклоны этой эпохи, партия могла беспрепятственно осуществлять свою генеральную линию — восстановление народного хозяйства.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Стенографический отчет XII съезда партии, стр. 46.

2.Стенографический отчет XII съезда партии, стр. 46.