М. Гайсинский. БОРЬБА С УКЛОНАМИ ОТ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЛИНИИ ПАРТИИ.

ГЛАВА VIII

РЕКОНСТРУКТИВНЫЙ ПЕРИОД И ПРАВЫЙ
И «ЛЕВЫЙ» ОППОРТУНИЗМ

Реконструкция — реорганизация промышленности на новой технической базе — началась еще раньше XV съезда партии, она переплеталась с восстановлением народного хозяйства. Со времени же XV партконференции, поставившей в порядок дня ленинский лозунг «догнать и перегнать капиталистические страны в технико- экономическом отношении», пошла усиленная реорганизация промышленности и сельского хозяйства на началах новой техники и электрификации. Генеральная линия партии получила дальнейшее свое развитие на XV съезде. Был подтвержден и взят дальнейший решительный и твердый курс на индустриализацию страны, на возможно более быстрый рост социалистического сектора народного хозяйства, на социалистическую переделку сельского хозяйства. Съездом был выставлен лозунг усиленного наступления на капиталистические элементы города и деревни. Съезд партии дал директивы усиленного развития индустриализации и прежде всего производства средств производства. XVI партконференция (апрель 1929 г.) окончательного утвердила пятилетний план развития народного хозяйства. Этот «план великих работ», вдохновителем которого был ленинский ЦК, представлял собою программу развернутого социалистического строительства. Она рассчитана на напряженные темпы развития индустрии, вызывавшиеся двоякого рода обстоятельствами. Наше положение среди враждебных нам капиталистических стран побуждало нас ускорять развитие народного хозяйства в интересах экономической и политической самостоятельности. Чрезмерное отставание сельского хозяйства от общего роста советской экономики вызывало, с другой стороны, потребность в повышенных темпах индустриализации.

Отставание нашего сельского хозяйства, зависящее от его раздробленности и технической отсталости, преодолевается социалистической реконструкцией сельского хозяйства на высокой технической базе. Обобществленное сельское хозяйство, уничтожающее дробность мелких крестьянских хозяйств, вызывает потребность в усиленном сельскохозяйственном машиностроении, а это в свою очередь может найти свое разрешение в напряженности темпов индустриализации. Сплошная коллективизация, колхозное и совхозное строительство, грандиозные успехи в индустриализации, сильно продвинувшаяся вперед техническая реконструкция промышленности подвели нас к новому этапу социалистического строительства, который выражается в развернутом наступлении социализма по всему фронту. Тов. Сталин на XVI съезде партии таким образом характеризует генеральную линию партии на новом этапе:

«Основная установка партии в данный момент состоит в переходе от наступления социализма на отдельных участках хозяйственного фронта к наступлению по всему фронту: и в области промышленности и в области сельского хозяйства. XIV съезд был, по преимуществу, съездом индустриализации. ХV съезд был, по преимуществу, съездом коллективизации… ХVI съезд есть съезд развернутого наступления социализма по всему фронту, ликвидации кулачества как класса и проведения в жизнь сплошной коллективизации»{1}. Современный этап является уже периодом социализма. «Ясно, — говорит т. Сталин, — что мы уже вступили в период социализма, ибо социалистический сектор держит теперь в руках все хозяйственные рычаги всего народного хозяйства, хотя до построения социалистического общества и уничтожения классовых различий еще далеко»{2}. Коренным образом изменяются взаимоотношения пяти укладов народного хозяйства в СССР в сторону полного перевеса социалистического сектора. Социалистические отношения в СССР, опиравшиеся до сих пор исключительно на социалистическую промышленность, отныне начинают опираться также и на быстро растущий социалистический сектор (крупное производство в виде колхозов и совхозов) в сельском хозяйстве{3}.

Генеральная линия партии получает наивысшее свое развитие. Перед партией встали задачи выкорчевывания последних корней капитализма в том участке, в котором он сильнее всего сохранился, — в сельском хозяйстве. Мы стоим на пути к полной победе социализма над капитализмом внутри нашей страны. Начавшийся третий решающий год пятилетки завершит построение фундамента социалистической экономики СССР. Социалистическая реконструкция протекала и протекает у нас в особых трудностях, порождаемых классовыми сдвигами в стране. Развернутое социалистическое наступление вызывает ожесточенное сопротивление капиталистических элементов, связанных с международной буржуазией. Нэпман, вытесняемый из последних своих опорных пунктов — из сферы товарооборота, буржуазный интеллигент, кровно связанный с новой буржуазией и старой, изгнанной из пределов СССР, не шутя настораживаются при таком подъеме социалистического сектора народного хозяйства. Шахтинское дело, обнаружившее измену ряда спецов в наших предприятиях, давало наглядные примеры вредительства со стороны многочисленных слоев буржуазной интеллигенции. Шахтинское дело показывало новые методы борьбы буржуазной контрреволюции с пролетарской диктатурой, поскольку классовый враг пытается подорвать теперь основы социалистического строительства. Вредительство, обнаруженное в каменноугольной промышленности, было вскрыто затем в целом ряде других и притом в важнейших отраслях народного хозяйства: в цветной и черной металлургии, в золото-платиновой промышленности, в судостроении, на транспорте и т. д. Участились случаи открытых или замаскированных выступлений против советской власти на различных участках идеологической борьбы, что имело место, например, в Академии наук.

Со времени XVI съезда партии был раскрыт ряд других контрреволюционных организаций («Крестьянская трудовая партия», «Союзное бюро» Центрального комитета РСДРП (меньшевиков), «Промышленная партия» и т. д.), которые, как оказалось, уже несколько лет вели подпольную вредительскую, контрреволюционную и изменническую работу против советской власти. В этих организациях нашли свое полное оформление надежды и желания кулацко-капиталистической реставрации. Представленные главным образом выходцами из буржуазной интеллигенции, профессорами и видными специалистами в разных областях техники, организации эти были опорными пунктами сопротивления отживающих классов и международной контрреволюции.

Видя успехи социалистического строительства и потеряв надежды на мирное перерождение советской власти, остатки капиталистических элементов ставят теперь последнюю свою ставку на вооруженную интервенцию против Советского союза. Кулак ощетинился после первых мероприятий советской власти, направленных к выкорчевыванию корней капитализма в сельском хозяйстве. Он перешел в открытое сопротивление, тем более ожесточенное, чем более он убеждался на практике в росте коллективизации сельского хозяйства. Усилились маневренные способности кулаков благодаря накоплению средств за прежние годы. Кулаки и зажиточные крестьяне ведут активную борьбу против хлебозаготовок, что способствовало хлебозаготовительному кризису в 1928/29 г., вызванному рядом обстоятельств, в частности сокращением посевных площадей благодаря гибели озимых в степной полосе Украины, отчасти на Северном Кавказе. Партия не сдала позиций, намеченных XV съездом, и не отказалась от усиленного наступления на кулацкие элементы, провозглашенного съездом. Был принят ряд чрезвычайных мер в отношении кулаков — индивидуальное обложение, доведение плана заготовок до кулацкого двора, запрещение спекуляции хлебными излишками и т. д. С другой стороны, были исправлены ошибки заготовительных органов, не сумевших привлечь к заготовкам бедняцко-середняцкие слои деревни. С помощью привлеченных теперь бедняцко-середняцких слоев в значительной степени было сломлено сопротивление кулаков хлебозаготовкам. Усиленный ввоз промышленных товаров в хлебные районы содействовал со своей стороны увеличению притока хлеба.

Хлебозаготовки были выполнены на все 100% и раньше сроков в 1929/30 хозяйственном году. Партия усилила свои социалистические позиции в деревне; организация и укрепление колхозов и совхозов пошли неслыханными темпами, и партия повела дальнейшее наступление на кулачество со всей большевистской энергией. «Наступать на кулачество, — говорит т. Сталин, — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, да ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги»{4}.

Партия и прежде вела наступательную политику против кулачества — и не только в эпоху военного коммунизма, но и в первый период нэпа. Это была политика ограничения эксплуататорских тенденций и вытеснения кулачества. В начале 1930 г., продолжая ту же политику ограничения и вытеснения кулачества, партия перешла к политике ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации. Лозунг ликвидации кулачества как класса как составная часть процесса коллективизации стал основным генеральным лозунгом партии для данного этапа развития. «Лозунг ограничения кулачества в районах без сплошной коллективизации превратился из самостоятельного лозунга в лозунг подсобный, в лозунг вспомогательный в отношении главного лозунга, в лозунг, облегчающий в этих последних районах подготовку условий для перехода к главному лозунгу» (Сталин). Успешное развитие сплошной коллективизации и ликвидация на ее базе кулачества как класса пошли ускоренными темпами на новом этапе социалистического строительства. Партия и советская власть обрели новую опору в деревне. для советской власти отныне основной и главной опорой стало колхозное крестьянство. Рабочие-ударники и передовые колхозники сделались главными борцами за генеральную линию партии. В борьбе с кулацко-капиталистическими элементами партия добилась максимального сплочения трудящихся масс. Основной лозунг партии «Пятилетка — в четыре года», а в решающих, основных отраслях промышленности — выполнение ее в три года, стал достоянием каждого трудящегося в городе и деревне. За генеральную линию партии, за развернутое наступление социализма по всему фронту под руководством партии борются теперь десятки миллионов трудящихся СССР.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.И.В.Сталин, Политотчет ЦК XVI съезду ВКП(б). Стенотчет съезда, стр. 48.
2.Заключительное слово на съезде. Стенотчет съезда, стр. 291.

3.Из резолюции XVI съезда «О колхозном движении и подъеме сельского хозяйства».

4.И.В.Сталин, К вопросам аграрной политики СССР, Гиз, стр. 26–27.

1.ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ОФОРМЛЕНИЕ ПРАВОГО УКЛОНА

Как на всяком крутом повороте истории, классовые сдвиги в стране не могли не вызвать колебаний в части рабочего класса, находящегося в мелкобуржуазном окружении, в особенности в части отсталых элементов в рабочем классе. Рикошетом эти мелкобуржуазные настроения по-прежнему захватывают отдельные прослойки партии. Обострение классовой борьбы находит свое отражение в рядах нашей партии. С самого начала трудности реконструктивного периода и в особенности хлебозаготовительный кризис 1928 г. вызвали оппортунистические шатания в отдельных прослойках партии. Под влиянием испытываемых затруднений у неустойчивых членов партии стали создаваться настроения, которые можно свести к требованиям отказа от директив ХV съезда партии, а именно: от активного наступления на кулака и от повышенных темпов индустриализации. Апрельский пленум ЦК (1928 г.) констатировал эти настроения, в особенности сильные в деревенских ячейках, на практике отказывавшихся от наступательной политики против кулаков.

Эти настроения оформляются к июльскому пленуму ЦК (1928 г.) уже в уклон, находя свое выражение в известном письме т. М. Фрумкина в Политбюро ЦК от 15 июня 1928 г. и в отдельных выступлениях т. Бухарина. В июле 1928 г. т . Бухарин заявлял, что трудности переживаемого периода «приводят к постоянному воспроизводству угрозы смычке». Паника его перед трудностями сквозит в его заявлении, что «экономика у нас стала дыбом». В перспективе ему представлялось уже, что «эта стоящая дыбом экономика может поставить дыбом и классы…»{1}. Уклон получает сразу откровенно оппортунистический характер, поскольку с самого начала направлен против генеральной линии партии в сторону развязывания мелкобуржуазной, кулацко-рыночной стихии. На VI конгрессе Коминтерна (июль—август 1928 г.) Бухарин формально держится общей линии с партией. В действительности же разногласия тогда уже существовали между ним и большинством ЦК, что обнаруживается в первоначальном тексте тезисов его доклада «Международное положение и задачи Коминтерна». Расхождения выявились по основным вопросам тактики Коминтерна. Эти тезисы Бухарин направил всем делегациям вместо предварительного обсуждения на делегации ВКП(б).

В действительности т. Бухарин уже тогда резко разошелся с линией партии. В июле им была сделана попытка заключить беспринципный фракционный блок с бывшими троцкистами. Бухарин предпринял шаги к встрече и переговорам с Каменевым, только что вновь принятым в партию. Разговор был посвящен критике руководства и политики партии, происходил в присутствии третьего лица и не носил характера простой беседы. Благодаря подозрительному поведению Каменева запись беседы попала какими то «неведомыми» путями в руки троцкистов. Хотя оформление уклона произошло к июльскому пленуму ЦК, скрытая фракционная работа в Московской организации началась еще значительно раньше, именно после опубликования первого письма Политбюро о хлебозаготовках в феврале. На закрытом заседании бюро МК письмо это с разными оговорками подвергалось осуждению, поскольку-де в нем говорится о большом нажиме на кулака{2}. Уже с этого времени намечается особая линия тогдашнего руководства МК, которая идет вразрез с линией партии. Следующим этапом оформления правого уклона являются события в московской организации, связанные с ошибками руководства летом 1928 г. Вплоть до самого октябрьского пленума МК ВКП(б) руководством МК формально проводилась «примиренческая» линия по отношению к правому уклону и велась пропаганда беспринципных хвостистских теорий, как «теории постоянных уступок крестьянству» или теории либерального, примиренческого отношения ко всяким уклонам.

Дело, однако, далеко не ограничивалось одним «примиренчеством» к правому уклону. В действительности при активном участии тт. Угланова и Бухарина велась усиленная фракционная деятельность, носившая конспиративный характер. Происходили, например, закрытые заседания райкомов. Велась определенная работа по обработке руководящего состава московской организации, а впоследствии и своего актива, когда московский актив явно выразил свою неудовлетворенность докладом т. Рыкова об итогах июльского пленума ЦК. На рабочих собраниях, ячейках протаскивалась оппозиционная линия, противопоставляемая генеральной линии партии. Велась систематическая подготовка к выступлению московской организации против ЦК.

Как заявляет т. Пеньков, тогда существовали уже два московских комитета{3}. Оппозиционеры обращались к старому руководству московской организацией, другие товарищи, не согласные с особой углановской линией, обращались к другой руководящей группе, состоявшей по преимуществу из заведующих отделами. Смена руководства в МК прекратила дальнейшее развитие фракционной работы в московской организации. К концу этого периода критика правых против линии партии связывается с обсуждением контрольных цифр народного хозяйства на 1928/29 г. В связи с ними т. Фрумкин выступает в периодической печати со своеобразной «теорией потребностей и возможностей»{4}. Сама-то теория понадобилась Фрумкину для теоретического обоснования своих оппортунистических взглядов. К ноябрьскому пленуму ЦК Фрумкин обратился с новым письмом, где уже с большей откровенностью выражает пожелания правых. Осенью 1928 г. появились «Заметки экономиста» т. Бухарина, очень близкие по содержанию к письмам М. Фрумкина и также связанные с контрольными цифрами народного хозяйства. VIII съездом профсоюзов открылась дальнейшая страница в оформлении правого уклона. На этом съезде произошли трения между частью фракции съезда, с одной стороны, и Политбюро ЦК и большинством фракции — с другой, по вопросу о конкретном проведении руководства профсоюзами со стороны партии. Речь шла о введении представителя ЦК, т. Кагановича, в президиум ВЦСПС.{5} Тов. Томский вместе с частью фракции возражал против такого введения представителя ЦК, как назначения «политкомиссара», противопоставляя таким образом фракцию ЦК партии. Тов. Томский буквально повторил свой старый протест конца 1919 г. против назначения Бухарина и Радека «политкомами» в ВЦСПС. Ленин тогда резко реагировал на такую выходку со стороны т. Томского, идущую вразрез со всей установкой партии в вопросах взаимоотношений партии и профсоюзов. Предъявление подобных требований к ЦК он приравнивал к полному отказу от руководства ЦК. «Как ЦК не имеет права прибавлять к профессиональному союзу людей, которые лучше всех теоретически знакомы с профессиональным движением и знакомы с немецким опытом и могут воздействовать на неправильную линию? ЦК, который бы этой задачи не выполнил, не мог бы управлять»{6}. Всю линию поведения тт. Томского и Лутовинова в вопросах о взаимоотношениях между ЦК и ВЦСПС Ленин квалифицирует «как весьма дурно пахнущую склоку»{7}.

Тов. Томский остался изолированным в 1929 г., как и в 1919 г. Не встретив и ныне поддержки со стороны большинства фракции, он стал заявлять об отказе от работы и руководства в ВЦСПС. Несмотря на категорическое предложение ЦК приступить к работе, т. Томский не выполнял этого предложения в течение нескольких месяцев. Этот саботаж принудил, в конце концов, апрельский пленум ЦК (1929 г.) освободить его от работы в ВЦСПС. Требование отставки было предъявлено примерно в то же время т. Бухарину, отказавшемуся от работы в Коминтерне и «Правде». Заявления об отставках делали т. Угаров и другие из «малых» вождей правых. В общем, это было повторение метода отставок, проводившегося Бухариным со своими сторонниками в брестский период. Являясь по существу формой протеста против руководства ЦК, отставки эти должны были дезорганизовать работу, поскольку являлись своего рода апелляцией к широким партийным и беспартийным массам.
В январе и феврале 1929 г. происходит дальнейшее оформление правой оппозиции, когда она выступила уже с готовой платформой. В годовщину смерти Ленина Бухарин поместил большую статью в «Правде»: «Ленин и задачи науки о социалистическом строительстве». В этой статье, пока еще мимоходом, Бухарин довольно прозрачно нападал на нынешнее руководство партии, не соответствующее будто бы требованиям новейшей науки и техники. Произнесенная им речь на пленуме московских партийных и советских организаций, озаглавленная в печати «Политическое завещание Ленина», являлась уже вызовом по адресу ЦК, своего рода, памфлетом, и представляла собою в развернутой форме идеологию правого уклона. В декларациях того времени лидеры правых — Бухарин, Рыков, Томский — еще полнее формулируют вопросы своих расхождений с партией.

С готовой уже платформой явились правые на апрельский пленум ЦК и ЦКК (1929 г.), где держались резко оппозиционной линии по адресу руководства в партии и всего пленума ЦК. Пленум освободил тт. Томского и Бухарина от работы, которую они оба саботировали, и сделал предостережение о применении дальнейших организационных выводов по отношению к лидерам правых в случае продолжения ими оппозиционной деятельности, начавшей уже переходить во фракционную. Правые, однако, продолжали свою оппортунистическую работу. В статьях, написанных уже после пленума ЦК и посвященных проблеме «организованного капитализма», Бухарин делает дальнейшее отступление от марксизма-ленинизма. В ответ на это X пленум ИККИ вынес резолюцию об осуждении уклона т. Бухарина и об освобождении его от поста члена президиума ИККИ. Далее следовали «отдельные» выступления правых, например Фигатнера на съезде совторгслужащих или Ц. Предейна со своими тезисами, выходящими за пределы партийности, и т. д. Правые все более и более замыкались в отдельную группу, связанную общей платформой и групповой дисциплиной. Перед ноябрьским пленумом ЦК (1929 г.) фракционность нашла свое выражение в распространении оппозиционных листовок. Распространенная анонимная листовка в защиту Бухарина и бухаринской «школы молодых» полна была клеветнических нападок на ЦК и приписывала ему всевозможные оппортунистические шатания и ошибки. Такое же значение имели вылазки правых на Московском тормозном заводе и заводе «Пролетарский труд», «политические беседы» на частной квартире, выступления фракционной группы правых в Промакадемии. Наконец, правые делали попытки привлечь симпатии комсомола на свою сторону и повели соответствующую агитацию.

Обращало на себя внимание фракционное поведение активных представителей правого уклона на собраниях по чистке партии. В особенности возмутительно было двурушничество, проявляемое представителями бухаринской «школы молодых», — А . Слепковым, Марецким, Цейтлиным и др. Формально они признавали генеральную линию партии, но своей ярой защитой осужденных партией взглядов Бухарина они фактически выступали против линии партии. Выступление А. Слепкова на собрании партийного коллектива Сельскохозяйственного института в Самаре явилось уже политическим выступлением против партии{8}. Правая оппозиция перешла открыто на фракционный путь. двурушническая декларация лидеров правых (Бухарина, Рыкова, Томского) на ноябрьском пленуме ЦК (1929 г.) показывала уже полный отрыв их от партии, скатывание на путь троцкистских маневров в отношении партии.

Лицемерно заявляя о своем согласии с генеральной линией партии, о «снятии расхождений» и о признании успехов партии, они в то же время продолжали настаивать на правильности своей линии весной 1929 года и по-прежнему под предлогом отмены «чрезвычайных» мер требовали прекращения наступления на кулака. Оставаясь по существу на своих прежних позициях, лидеры правых не только не отказывались от своих старых обвинений против партии в «военно-феодальной эксплуатации» крестьянства, в скатывании к троцкизму, в насаждении бюрократизма, но еще присоединили ряд новых обвинений. Фальшиво ссылаясь на постановления V расширенного пленума ИККИ (1925 г.), они заявляли, что партия и Коминтерн санкционировали теорию врастания кулака в социализм. Демагогически они обвинили партию в недовыполнении планов расширения посевов, в деградации сельского хозяйства и т. д . Таким образом, декларация правых явилась лишь тактическим маневром для подготовки нового нападения на партию на случай будущих затруднений. Ввиду такого упорства лидеров правых в своих ошибках пленум ЦК постановил вывести т. Бухарина как главного лидера правых уклонистов из состава Политбюро ЦК и сделал предупреждение тт. Рыкову и Томскому, что в случае малейшей попытки с их стороны продолжать борьбу против линии и решений ИККИ и ЦК ВКП(б) партия не замедлит применить к ним соответствующие организационные меры. Учитывая степень расхождения правого уклона с партией, ноябрьский Пленум ЦК (1929 г.) признал пропаганду взглядов правого оппортунизма и примиренчества с ним несовместимой с принадлежностью к ВКП(б).

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Слова Бухарина приведены в речи т. Бубнова на XVI съезде ВКП (б). Стенотчет съезда, стр. 181.

2.Из сообщения Пенькова на XVI съезде партии. Стенотчет съезда, стр. 362–365.

3.Стенотчет XVI съезда, стр. 362–365.
4.О сущности самой теории см. далее.

5.Стенотчет IX съезда партии, стр. 77 .
6.Там же, стр. 76, 77.

7.«Правда» No 243 от 20 октября 1929 г., а также «Правда» No 238 от 15 октября 1929 г.

2.ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЛАТФОРМА ПРАВОГО УКЛОНА

Политическое двурушничество правых является чуть ли не основным маневром их тактики со времени возникновения уклона. Объявляя себя сторонниками генеральной линии партии, правые, по крайней мере, до ноябрьского пленума ЦК 1929 г., делали одну только «оговорку» — они против темпов индустриализации. Фрумкин высказывал свои оппортунистические взгляды от лица сотен и тысяч товарищей, «которые полностью разделяют линию партии, но считают взятый темп осуществления линии гибельным»{1}. Обоснование свертывания темпа индустриализации т. Фрумкин дал в своей «теории потребностей и возможностей», основной смысл которой тот, что нам следует приспособляться к «узким местам» народного хозяйства, к недостаткам, например, строительных материалов. «В социалистическом строе, — говорит т. Фрумкин, — мы, прежде всего, будем учитывать потребности, пока же в переходный период, когда мы строим социализм, и, что особенно важно, в одной стране, мы должны считаться с возможностями»{2}. Невыполнение последнего условия в строительной программе приводит, по словам т. Фрумкина, к печальным последствиям: «Стремясь через строительство удовлетворить потребности без надлежащего учета возможностей, мы режем с другого конца удовлетворение тех же потребностей, усложняя и осложняя все народнохозяйственное положение». Вот почему из двух вариантов пятилетки т. Фрумкин отдает предпочтение отправному: «Очевидно Госплан должен был считаться не только с потребностями, но и с возможностями, равняясь на преодоление «узких мест», исходя из реальных ресурсов страны при большом напряжении сил. Грандиозность в сочетании с необходимой осторожностью придает отправному варианту особую силу и убедительность»{3}. На оптимальный вариант Фрумкин смотрит, как «на путеводную звезду для корректирования отправного материала, осуществляемого при менее благоприятных условиях». Предусмотрительно допускает он возможность срыва пятилетки, и тогда будет «значительно хуже идти в обратном порядке: от оптимального к отправному»{4}.

Вывод т. Фрумкина: «из “кирпичей будущего” нельзя строить здание». Дальше он прибавляет: «Будущий историк с недоумением остановится перед “Заметками экономиста” Бухарина, которому потребовалось занять в “Правде” полторы страницы для доказательства следующей спорной истины: не воздвигайте зданий, если у вас нет строительных материалов»{5}. Не случайна ссылка т. Фрумкина на «Заметки экономиста». Мы находим в них то же «осторожное» отношение к темпу индустриализации, хотя и несколько в завуалированном виде. Мы встречаемся в них даже с той же самой «теорией потребностей и возможностей». Тов. Бухарин выражал сомнение как «в реальности нашей пятилетки», в особенности в варианте ВСНХ, так и в реальных условиях обеспечения программы строительства. «Необходимо далее поставить вопрос о материальных элементах капитального строительства, — пишет он, — ибо из “будущих кирпичей” нельзя строить “настоящие” фабрики даже по Бем-Баверку»{6}. Критикуя наш баланс строительных материалов на 1928/29 г., Бухарин подчеркивал ту же «беспочвенность» нашего строительства. «и нельзя ли здесь иметь более точный подсчет и программы, рассчитанные на реальные балки и железо, а не эфирные и воображаемые?»{7} Тов. Бухарин не предлагал, правда, определенно снизить нынешний темп индустриализации, ограничиваясь лишь пока предложением «сохранить» достигнутый темп. Он советовал только «не забегать слишком вперед». Нo он рисовал в таком безнадежном виде результаты нынешнего тема индустриализации, что сам собою напрашивается вывод о свертывании темпа.

Лидер правых подчеркивал нарушение нами направленной против троцкизма директивы XV съезда, который «прямо говорит против бешеного разгона темпа на первые годы и последующего неизбежного снижения»{8}. Таким образом, т. Бухарин прозрачно обвиняет нынешнее руководство партии в сверхиндустриалистской, троцкистской индустриализации. Такое обвинение было совершенно недопустимым полемическим приемом. Троцкистская сверхиндустриализация рассчитана на форсированное развитие промышленности, независимо и без всякой связи с ростом обобществленного сектора сельского хозяйства, рассчитана на «колониальную эксплуатацию деревни», т. е. на разрыв смычки со средним крестьянством. Торжество троцкистской линии привело бы к отрыву промышленности от ее сырьевой и продовольственной базы, а самое сельское хозяйство предоставило бы всецело перспективам капиталистического развития. Генеральная же линия партии была рассчитана и неразрывно связана с социалистической переделкой сельского хозяйства на основе сохранения и упрочения союза с середняком, и успехи и рост самой индустриализации обусловливаются в первую очередь подъемом и ростом сельского хозяйства.

Бухарин условно, правда, соглашался на сохранение нынешнего темпа, если только достигнута будет соответствующая эффективность строительства. Однако курсив и расстановка слов не позволяли сомневаться в скептическом отношении к самой возможности сохранения нынешнего темпа. «Для всякого коммуниста понятно, что нужно идти вперед так быстро, как это возможно. Попятно, что нам в высокой степени нежелательно снижать уже достигнутый темп, который — это нужно помнить — мы достигли ценой величайшего напряжения бюджета, ценой отсутствия резервных накоплений, ценой сокращения доли потребления и т. д. Мы идем с напряжением огромным. И нужно понять, что если мы должны сохранить (а не раздуть!) этот темп и в то же время: 1) смягчить товарный голод, 2) сдвинуть вперед дело с резервами, 3) обеспечить более бескризисное развитие, — то для этого нужно принять ряд самых решительных мер, обеспечивающих большую эффективность строительства… эффективность и производительность, серьезно превышающие теперешние требования в этой области»{9}.

По Фрумкину хозяйственные трудности также «вытекают из бурного роста всего нашего хозяйства». Отсюда правые предъявляли требования «правильного» балансирования между различными отраслями промышленности и предлагали, подобно X. С . Гуревичу, сделать решительную перестройку линии партии в направлении наибольших вложений капитала в легкую промышленность. Фрумкин, таким образом, давал совсем другое разрешение вопросу о трудностях роста, нежели партия. В то время как партия, не боясь трудностей, полагала, что процесс преодоления трудностей заключается в самом росте хозяйства, Фрумкин, а также Бухарин приходили к выводам о свертывании темпов под предлогом правильного балансирования. В «Заметках экономиста» Бухарин тщательно отстаивал теорию равновесия «между отдельными отраслями производства». Задачу планирования т. Бухарин сводил только к «предвидению стихийной равнодействующей», к условиям «”подвижного” равновесия»{10}. При таком определении задач планирования выхолащивалась самая сущность планирования. Устранялась целевая установка плана.
Отождествление плана с балансом, сведение планового начала к идее равновесия затушевывают социалистическую сущность плана, классовое содержание плана. В современных условиях план является одним из важнейших орудий классовой борьбы. «Теория равновесия» заимствована Бухариным у А. Богданова, и очевиден ее механистический характер. На место единства противоположностей в качестве основного признака диалектики выдвигается механистический закон подвижного равновесия. Это есть полный отказ от марксистской диалектики. Взаимное проникновение противоположностей, борьба противоположностей, не исключающая их единства, подменена у Богданова «борьбой разных тенденций», не связанных внутренним единством. Антидиалектическая, механистическая богдановская теория равновесия лежит в основе общеметодологических взглядов т. Бухарина. Эта «теория равновесия» получила широкое применение в теоретических построениях кондратьевцев и прочих идеологов буржуазной реставрации. «Теория равновесия» изучает данную систему явлений под углом зрения воспроизводства существующего, сохранения данных соотношений. Теория равновесия по отношению к общественным явлениям узаконивает капиталистический способ производства как вечную естественную систему всякого производства. Кондратьевы, Громаны, Сухановы широко использовали эту теорию в борьбе против социализма. Прикрываясь «теорией равновесия», они стали требовать смягчения большевистских темпов социалистической индустриализации, поскольку темпы эти дезорганизуют будто бы наше хозяйство, нарушают его «равновесие».

Высокое напряжение темпов индустриализации, оставляющее, по словам правых, за бортом потребности масс в товарах, вызывающее продовольственные и сырьевые трудности, особенно тяжело отражаются, мол, на деревне. Вся политика партии в деревне характеризуется правыми как «политика военно-феодальной эксплуатации в отношении крестьянства», которая приводит к размычке между пролетариатом и крестьянством. «Деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против нас», — заявляет т. Фрумкин в первом своем письме. Усиленное наступление на кулака, «выкачка» средств из накоплений крестьянских верхушек деревни на индустриализацию страны приводит, по мнению правых, к тяжелому кризису, к деградации сельского хозяйства. «Установка, взятая в последнее время, привела основные массы середнячества к беспросветности, бесперспективности. Всякий стимул улучшения хозяйства, увеличения живого и мертвого инвентаря, продуктов, скота парализуется опасением быть зачисленным в кулаки. В деревне царит подавленность… Господствующие настроения в деревне помимо их непосредственного политического значения ведут к деградации крестьянского хозяйства и к систематической нехватке хлеба вне деревни»{11}.

О деградации сельского хозяйства пишет и т. Бухарин, подменив только слово деградация «регрессом». «Ясно одно: если какая-нибудь отрасль производства систематически не получает обратно издержек производства плюс известную надбавку, соответствующую части прибавочного продукта и могущую служить источником расширенного воспроизводства, то она либо стоит на месте, либо регрессирует. Этот закон “годится” и для зернового хозяйства. если соседние отрасли производства находятся в сельском хозяйстве в лучшем положении, происходит перераспределение производительных сил. Если этого нет — происходит в наших условиях общий процесс натурализации сельского хозяйства»{12}.

Выход из создавшегося тяжелого положения деревни правые находят в возвращении к решениям XIV съезда партии. «Назад к XIV съезду партии» — таков лозунг Фрумкина, разделяемый и прочими правыми. К XIV съезду партии они обычно присоединяют XV съезд, но, как отметил т. Сталин, XV съезд партии сбоку пришит. Правые мечтают в действительности только о XIV съезде партии или о XIV партконференции, когда был взят курс на развязывание товарных отношений в деревне и центр тяжести политики партии состоял в изоляции кулака путем союза с середняком и в ограничении кулачества мерами экономического порядка. Лозунг правых — «назад к XIV съезду» — фактически означает отказ от наступления на кулацкие элементы, отказ от всего грандиозного плана коллективизации сельского хозяйства. Правые не разделяют больших надежд на колхозы и совхозы. Фрумкин предлагает «не вести расширения совхозов в ударном и сверхударном порядке». Тов. Бухарин неоднократно расхолаживал «слишком пламенные мечты» насчет организации крупных социалистических фабрик в деревне. Колхозы не являются, по его мнению, столбовой дорогой к социализму. «Что мы должны всячески пропагандировать среди крестьянства объединение в коллективные хозяйства это верно, но неверно, когда утверждают, что это есть столбовая дорога для продвижения массы крестьянства по пути социализма»{13}.

Правые делают ставку на рост производительных сил сельского хозяйства независимо от того, в каком секторе он происходил, в частнокапиталистическом или обобществленном. «Мы не должны мешать производству и кулацких хозяйств, борясь одновременно с их кабальной эксплуатацией», — заявлял Фрумкин и тут же мотивирует свое положение: «Всякий миллион пудов, от какой бы группы он ни шел, укрепляет диктатуру пролетариата, индустриализацию; всякий потерянный пуд хлеба ослабляет нас»{14}. М. Фрумкин возлагает большие надежды на кулацкое хозяйство в будущем; очевидно, немногого он ждет от коллективизации и сельского хозяйства. Требуя целесообразных приемов борьбы с кулаком, он вставляет характерное пояснение: «Мы не должны “раскулачивать”, доколачивать его хозяйство, его производство, в течение ряда лет еще нужное нам».

Известна та ошибка, которую допустил Бухарин при оценке решений XIV партконференции, когда он выбросил лозунг: «Обогащайтесь». «В общем и целом, всему крестьянству, всем его слоям, — говорил и писал Бухарин, — нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство. Только идиоты могут говорить, что у нас всегда должна быть беднота: мы должны вести такую политику, в результате которой у нас беднота исчезла бы»{15}.

Бухарин, таким образом, находит особые пути «спасения» мелкого крестьянского хозяйства. Он видит разрешение вопроса не в перестройке мелкого крестьянского хозяйства в крупное социалистическое производство, а в сохранении и упрочении мелкого крестьянского хозяйства через улучшение его материального положения. Проблему накопления он уточняет таким образом: «и зажиточное хозяйство нужно развивать для того, чтобы помогать бедноте и середняку»{16}. Правда, он скоро отказался от одиозного лозунга «обогащайтесь», впервые в России провозглашенного Столыпиным, а после Октября пропагандировавшегося Устряловым и другими сменовеховцами, поскольку лозунг этот вызвал в партии бурю негодования. Но голый отказ от лозунга не изменял всей установки Бухарина, рассчитанной на общий рост производительных сил деревни. Говоря о заинтересованности кулака в нашей кредитной системе, Бухарин писал: «Мы ему оказываем помощь, но и он нам. В конце концов, может быть и внук кулака скажет нам спасибо, что мы с ним так обошлись»{17}.
На апрельском пленуме ЦК и ЦКК (1929 г.) правые выступали с теми же взглядами о развитии производительных сил. Такие взгляды получили даже обоснование в «теории развития народного труда», представлявшей собою рецидив народнических теорий о народном производстве. Отдельные правые, инспирированные по-видимому лидерами оппозиции, выступают с защитой таких оппортунистических взглядов, которые не вяжутся даже о формальным признанием программы партии. В апреле (1929 г.) в Киеве выступил, например, исключенный впоследствии из партии И. Предейн с тезисами, в которых безапелляционно заявляется, что «экономической базы для массовой коллективизации сельского хозяйства у нас пока нет». И. Предейн не только не опасается будущего развития капиталистических отношений в деревне, но приветствует капитализм «как извечного пособника, помощника рабочего класса в его борьбе за социализм»{18}.

Отказ от политики наступления на кулака ведет естественно к требованию ослабления нажима на нэпмана, частника. Этого требует Фрумкин, о таких своих колебаниях в прошлом сообщает Пеньков, подобные же требования «от лица рабочих» выражал Угланов на апрельском пленуме ЦК (1929 г.). На нем правые выступали с требованиями об отмене ограничений в товарообороте, настаивая на незыблемости старых форм смычки пролетариата и крестьянства. Самый нэп они понимали в смысле неограниченного развязывания капиталистических отношений, забывая про двойственную природу нэпа, — борьбу социалистических элементов в нем с капиталистическими, вытеснение и полную ликвидацию последних первыми. Они требовали полной свободы рыночных отношений, обеспечения свободы рынка, так называемой «нормализации» рынка. Всякое ограничение в торговле они представляли как отмену нэпа. В действительности «нэп, — как указывает т. Сталин, — есть свобода торговли в известных пределах, в известных рамках при обеспечении регулирующей роли государства и его роли на рынке». Сам-то нэп имеет определенное историческое значение и не может быть объявлен системой, годной при всех и всяких обстоятельствах. «Ленин говорил, — отмечает т. Сталин, — что нэп введен всерьез и надолго. Но он никогда не говорил, что нэп введен навсегда»{19}. Как указывает т. Сталин, когда мы получим возможность наладить хозяйственные связи между городом и деревней через продуктообмен без торговли, с ее частным оборотом, тогда исчезнет всякая надобность в новой экономической политике, и мы «отбросим нэп к черту».

Либеральное понимание нэпа побуждало правых требовать не только отмены чрезвычайных мер, но и выполнения ряда других мер по регулированию нами рынка. Не ограничиваясь требованиями повышения хлебных цен вообще, они требуют установления так называемых порайонных и квартальных цен, зависящих от района и сезона. Такая мера была бы на руку только кулакам, которые бы задерживали сдачу хлеба осенью, дожидаясь более высоких цен весной. Установление подобных цен предоставило бы нас в полное распоряжение рыночной стихии. От рыночной стихии не свободны, по мнению правых, и отношения колхозов к государству. Таким образом, Советское государство лишается в установке правых единственно реально возможной борьбы с диктатурой кулака на рынке. Возражая против регулирования рыночных отношений, правые выступили против новых форм товарооборота. Бухарин, например, возражал против таких форм товарооборота между городом и деревней, когда государство становится поставщиком товаров для крестьянства, а крестьянство делается поставщиком хлеба для государства. По существу это были возражения против контрактации как основного метода установления новых форм товарооборота. Другие правые не в меньшей степени выражали свое недоверчивое, если не враждебное, отношение к контрактации. Тов. Лежава, например, возражал против отпуска средств на контрактацию, не видя никакого смысла ее существования. «Я не знаю, кто явился изобретателем этой контрактации, мы здесь подверглись какому-то психозу»{20}.

Отрицая новые формы смычки — производственное кооперирование — правые признают смычку лишь путем развязывания товарооборота. Они противопоставляют даже кооперативный план Ленина производственному кооперированию, исходя при этом из указаний Ленина в 1921 г., что в то время главным звоном явилось развязывание товарооборота. Путь к социализму у Бухарина, например, лежал мимо колхозов и совхозов, и он признавал весьма ничтожное значение за сельскохозяйственными коммунами и артелями. «Мы придем к социализму через процесс обращения, а не непосредственно через процесс производства, мы придем сюда через кооперацию»{21}. Такое противопоставление кооперативного плана производственному кооперированию или противопоставление колхозов и совхозов кооперации является вопиющим противоречием с основными положениями ленинизма. Владимир Ильич ставил обязательным условием развития сельского хозяйства переход мелкого крестьянского хозяйства в общественное крупное земледельческое хозяйство. «Переход от кооперации к социализму мелких хозяйчиков есть переход от мелкого производства к крупному»{22}. Ленинский кооперативный план включает в себя как кооперирование в области обращения, так и кооперирование производства и охватывает, выражаясь словами т. Сталина, «все формы сельскохозяйственной кооперации, от низших (снабженческо-сбытовая) до высших (производственно-колхозная)». Новые формы смычки и служат этой цели — перестройке сельского хозяйства на базе новой техники и коллективного труда. Выступления правых против новых форм смычки по существу направлены против генеральной линии партии в деревне. По плану партии быстрый темп развития нашей индустрии является ключом к социалистической реконструкции сельского хозяйства на основе совхозов и колхозов. По бухаринскому плану экономическое освобождение деревни заключалось не в усиленных темпах развития индустрии совхозов и колхозов, а в развитии индивидуального крестьянского хозяйства.

Не понимая сущности нэпа, видя в нем только развязывание мелкобуржуазной стихии, правые скатились до открытого оппортунизма в вопросе смычки. «Теория постоянных уступок» должна была оправдать политику соглашений с середняком во что бы то ни стало. Устами т. Лядова правые заявляли, что Ленин «учил чутко прислушиваться, в какую же сторону середняк колеблется в данное время: в нашу сторону или в сторону кулака, в сторону нэпмана… Но каждый раз в зависимости от того, в какую сторону середняк колеблется, определяется тактика партии. На этом именно колебании построено учение о смычке с середняком: уловить, чутко прислушиваться — в этом большевистская тактика должна заключаться, — не пропустить того момента, когда середняк начинает резко колебаться в сторону кулака»{23}. Эта политика «перманентных уступок» середняку нужна была правым для отстаивания своих требований отказа от лимитов и твердых заданий для кулацких хозяйств в хлебозаготовках, от самообложения, требований дальнейшего повышения хлебных цен, ввоза хлеба из-за границы и т. д . Партия сделала ряд «уступок» в 1928–1929 гг., повысила, например, хлебные цены, снизила сельскохозяйственный налог и освободила 35% маломощного крестьянства от всякой уплаты налога. Но партия знает предел этим «уступкам». Они должны служить укреплению диктатуры пролетариата. Только и постольку они допустимы.

Ссылка т. Лядова и правых на Ленина была лишь покушением с негодными средствами. Ленин допускал уступки середняку, но только такие, которые касались способов вовлечения его в социалистическое строительство, «идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований» (из программы партии). Он против беспринципных соглашений с крестьянством. «Под соглашением между рабочим классом и крестьянством, — писал Ленин, — можно понимать что угодно. Если не иметь в виду, что соглашение с точки зрения рабочего класса лишь тогда является допустимым, правильным и принципиально возможным, если оно поддерживает диктатуру рабочего класса и является одной из мер, направленных к уничтожению классов, то формула соглашения рабочего класса с крестьянством остается формулой, которую все враги советской власти и все враги диктатуры в своих взглядах и проводят»{24}.

Политика беспринципных соглашений с крестьянством идет вразрез с основным положением Ленина о диктатуре пролетариата. «Высший принцип диктатуры — это сохранение союза пролетариата с крестьянством, дабы пролетариат мог удержать руководящую роль и государственную власть»{25}. В данном случае последователи Бухарина, как указывает т. Сталин, впадают в противоположную крайность в сравнении с троцкистами. если последние отрицали вообще союз с крестьянством, выставляя «опору» на крестьянство вместо союза с ним, то бухаринская группа стоит за союз пролетариата с крестьянством без всякой классовой принципиальной линии со стороны пролетариата. Не веря в наше социалистическое строительство, правые условно признают пятилетку. Признавая нереальным наш пятилетний план развития народного хозяйства, они выдвигали на апрельском пленуме ЦК (1929 г.) вместо него «рабочую двухлетку», как будто пятилетка предназначается для кабинетных размышлений. Тов. Молотов таким образом характеризует мотивы выставления правыми двухлетки на апрельском пленуме ЦК. «Этой двухлеткой борьба за преодоление отсталости сельского хозяйства и за ликвидацию продовольственного кризиса направляется по другому руслу, чем это делает пятилетка. Правые выдвигают “двухлетку” без индустрии, без колхозов и совхозов, без машинно-тракторных станций, без тракторных колони и массовой контрактации и в этой двухлетке видят действительный выход из наших трудностей»{26}.

На ноябрьском пленуме ЦК (1929 г.) лидеры правых — тт. Бухарин, Рыков, Томский — выступили с декларацией, по существу мало чем отличающейся от прежних деклараций правой оппозиции, несмотря на формальное признание теперь правильности генеральной линии партии. Оппозиция стремится, прежде всего, отвести от себя всякие обвинения в непризнании высоких темпов индустриализации. Различия между позицией правых и линией партии сводятся теперь будто бы лишь к разным методам проведения политики партии. В своей декларации тройка заявляет: «Мы полагаем, что при намечавшихся нами на апрельском пленуме методах проведения генеральной линии партии мы могли бы достигнуть желательных результатов менее болезненным путем». Недиалектическое противопоставление методов политики самой политике партии было никчемным средством скрыть свое принципиальное расхождение с линией партии. Теория с практикой неразрывно связана. Если политика партии верна, то правильна и ее практика, метод осуществления политики. Этому учит вся история большевизма, подчеркивающая значение правильной теории в практических вопросах. Вот почему, как справедливо указал т. Молотов, фразы о двух конкретных методах означают лишь противопоставление позиции партии позиции правого уклона. «Отделить проведение политики в жизнь (конкретный метод) от самой политики (генеральная линия) нельзя». «Декларация трех» характеризуется по-прежнему отказом от политики наступления на капиталистические элементы, хотя отказ этот завуалирован теперь в форме протеста против «чрезвычайных» мер. Опасаясь того, говорится в декларации, — что применение чрезвычайных мер как длительной системы неизбежно затрагивает и значительные слои середнячества, мы на прошлом (апрель 1929 г.) пленуме ЦК были против их применения. именно в этом заключались наши разногласия с большинством ЦК и ПБ»{27}.

Несмотря на ничего не значащую оговорку в декларации правых и в выступлении т. Рыкова, огласившего декларацию, будто они против чрезвычайных мер только как против «системы» или как «длительного курса», в действительности правые против всякого применения чрезвычайных мер даже в исключительных случаях. Этот, по выражению т. Сталина, «либерально-буржуазный ужас» правых перед чрезвычайными мерами явился в результате полного непонимания ими нашей политики наступления на кулачество. Правые не проводят различия между чрезвычайными мерами 1928 и весной 1929 года и «чрезвычайными» мерами последующего времени. Чрезвычайные меры 1928 и весной 1929 года были административного характера, направленные против кулацких слоев деревни. Эти меры, условно называвшиеся «чрезвычайными», являлись мерами, применяемыми миллионными массами бедняцко-середняцкого крестьянства против кулаков. Правые — сознательно или бессознательно — делали ту подтасовку, что представляли практику «чрезвычайных» мер как политику партии по отношению ко всему крестьянству. Отсюда и клеветнические заявления их о политике военно-феодальной эксплуатации по отношению к крестьянству, проводимой партией. Выступления правых против чрезвычайных мер явились лишь скрытой формой атаки политики наступления против кулачества. В своей декларации правые выставляли ряд новых обвинений против экономической политики партии. Они обвиняли ее в недовыполнении плана расширения посевных площадей, плана развития животноводства, в недовыполнении плана поднятия реальной заработной платы и т. д . В декларации тройки выставлялись уже готовые пункты для новой борьбы против ЦК. Вынужденная успехами политики партии капитуляция правых на ноябрьском пленуме (1929 г.) была лишь полу-капитуляцией, своего рода маневром. Декларация же «о снятии разногласий» являлась, по выражению т. Молотова, сплошной фальшью.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Цитировано по брошюре АППО ЦК — «Материалы к докладу об итогах XVI партконференции», стр. 16.
2.«Финансы и народное хозяйство» No 40 за сентябрь 1928 г.
3.«Финансы и народное хозяйство» No 11–12 от 17 марта 1928 г. Цитировано по брошюре АППО ЦК «Материалы к докладу об итогах ХVI партконференции», стр. 16.

4.«Финансы и народное хозяйство» No 11–12 от 17 марта 1928 г. Цитировано по брошюре АППО ЦК «Материалы к докладу об итогах ХVI партконференции», стр. 16.
5.«Торгово-промышленная газета» No 246, 1928 г.
6.Бухарин, Заметки экономиста, Гиз, стр. 46–47. Курсив и кавычки Бухарина.
7.Там же, стр. 48. Курсив Бухарина.
8.Там же, стр. 50 –51. Курсив и кавычки подлинника.

9.Бухарин, Заметки экономиста, Гиз, стр. 52. Курсив и расстановка знаков подлинника.

10.Бухарин, Заметки экономиста, Гиз, стр. 10.

11.Из письма Фрумкина от 15 июня 1928 г. Цитировано по указанной выше книжке AППO ЦК, стр. 23.
12.Бухарин, Заметки экономиста, стр. 33 –34. Курсив и кавычки подлинника.

13.«О новой экономической политике», «Большевик» NoNo 9–10, 1925 г., стр. 12.
14.Из второго письма М. Фрумкина.

15.«О новой экономический политике», «Большевик» No 9–10, 1925 г., стр. 5. Курсив подлинника.
16.Та же статья, «Большевик» No 9–10, 1925 г., стр. 6.
17.«О новой экономической политике», «Большевик» No 8, 1926 г., стр. 14.

18.Розенталь, Куда растет правый уклон, «Большевик» 13–14 , 1929 г. , стр. 27, 30.
19.И.В.Сталин, К вопросам аграрной политики в СССР, стр. 30.

20.Стенограмма собрания ячейки Госплана. (Цитируется по брошюре С. Крылова и А. Зыкова «О правой опасности», стр. 140–141.)
21.Н. Бухарин, К вопросу о троцкизме, изд. 1925 г. , стр. 73. Курсив Бухарина.

22.В.И.Ленин, «О продовольственном налоге», ПСС, 5 изд., т. 43, стр. 226.
23.«Пропагандист», журнал АППО МК, NoNo 1–2, 1928 г., стр. 72 и 73.

24.В.И.Ленин. Речь при открытии X Всероссийской конференции РКП(б) (26–28 мая 1921 г.). ПСС, 5 изд., т. 43, стр. 301–302.
25.В.И.Ленин, Доклад о тактике 5 июля на III Всемирном конгрессе Коммунистического интернационала (22 июня — 12 июля 1921 г.). ПСС, 5 изд., т. 44, стр. 47.

26.«Пропагандист» No 21, сентябрь 1929 г., стр. 7 и 8.

27.Цитировано по речи т. Молотова, «Большевик» No 2. 1930 г., стр. 14. Курсив подлинника.

3.РАСХОЖДЕНИЕ В ОБЛАСТИ МЕЖДУНАРОДНОЙ
ПОЛИТИКИ. «ТЕОРИЯ ОРГАНИЗОВАННОГО КАПИТАЛИЗМА»

В обстановке третьего периода послевоенного капитализма особенно опасны были оппортунистические шатании т. Бухарина, вносившие разложение в ряды Коминтерна. Обострение внешних противоречий мирового капитализма, рост внутренних противоречий в империалистических странах создают условия для нарастания волны революционного движения в капиталистических странах. Современное революционное движение уже не отделено, как указывает т. Молотов, «китайской стеной» от непосредственной революционной ситуации, когда пролетариат берется за оружие в борьбе за свою диктатуру. Все более углубляющийся мировой экономический кризис создает в отдельных странах условия для нарастания предпосылок революционного кризиса. В такой момент особенно важной становится роль секций Коминтерна по воспитанию и руководству революционной активностью пролетариата в борьбе с буржуазией и все более фашизирующейся социал-демократией. Всякие колебания, шатания в рядах Коминтерна должны быть в корне подорваны. Перед нашей партией и Коминтерном стояла задача немедленно ликвидировать правый уклон и примиренчество к нему как главную опасность на данном этапе. Тов. Бухарин, когда был секретарем Коминтерна до X пленума ИККИ, не только не поддерживал революционных лозунгов момента, но именно с его помощью правые и примиренцы в ВКП(б) стали застрельщиками правого уклона и в международном масштабе. С самого начала оппортунистических выступлений правых и примиренцев на VI конгрессе Коминтерна Бухарин не только не отмежевывался от них, но косвенно поддерживал их. Он держался, например, нейтрально по отношению к Эмбер-Дро и Серра. Своими недомолвками т. Бухарин поддерживал их оппортунистическую линию в определении современного периода послевоенного капитализма. Как далеко шли расхождения их с Коминтерном в оценке момента, видно из того, что примиренец Эверт, например, предлагал выбросить в проекте резолюции пленума все утверждения «о гнилой, неустойчивой стабилизации» и заменить их словами «все крепнущей и усиливающейся стабилизации».

Секретарь Коминтерна т. Бухарин поддержал германских примиренцев в их атаке против секретаря ЦК ГКП, т. Тельмана, стоявшего на позиции ИККИ. двусмысленно было поведение т. Бухарина и в отношении ярко правых, исключенных из партии и Коминтерна Брандлера и Тальгеймера, проводивших политику соглашения с социал-демократами. Тов. Бухарин подрывал стойкость и боевую готовность компартии собственным примером нарушения партдисциплины, отказом приступить к работе, несмотря на неоднократные требования Политбюро ЦК. Такой пример дезорганизации работы мог иметь тем более серьезные последствия, что компартии, входящие в Коминтерн, привыкли смотреть на ВКП(б) как на передовой и наиболее дисциплинированный отряд Коминтерна. Больше всего поддерживал т. Бухарин правый уклон в Коминтерне своими колебаниями в оценке текущего момента на Западе. Наступивший третий период послевоенного капитализма Бухарин склонен был рассматривать преимущественно с точки зрения технической реконструкции капитализма, без надлежащей оценки нарастания классовых противоречий. Как и прежде, т. Бухарин переоценивал прочность современной частичной стабилизации капитализма, и эта ошибка связывалась у него с преувеличением значения тенденций госкапитализма, имеющихся в отдельных странах. Статьи Бухарина — «Некоторые проблемы современного капитализма у теоретиков буржуазии» и «Теория организованной бесхозяйственности» — представляют собою законченную систему оппортунистического мировоззрения, порвавшего с основами марксизма-ленинизма. Касаясь проблемы организованного капитализма у буржуазных теоретиков, Бухарин находит у них подтверждение своей старой теории «чистого империализма», которую и воскрешает он в несколько обновленном виде, несмотря на то, что теория эта в свое время подверглась резкой критике со стороны Ленина. Бухарин переходит теперь открыто на путь реформизма, создавая под видом теории «организованной бесхозяйственности» своеобразную теорию организованного капитализма, ничем по существу, однако, не отличающуюся от обычной социал-демократической теории организованного капитализма.

Творец теории организованного капитализма — Р. Гильфердинг, один из вождей II Интернационала. Сущность этой теории заключается в мирном изживании или притуплении противоречий капитализма и во врастании капитализма в социализм. По учению Гильфердинга, «организованный капитализм означает в действительности принципиальную замену капиталистического принципа свободной конкуренции социалистическим принципом планомерного производства». Тов. Бухарин характеризует современную хозяйственную систему на Западе как «второй тур государственно-капиталистической волны». Но этот тур отличается по содержанию и качеству от первого военного тура. Современный госкапитализм так же относится к госкапитализму военной эпохи (1914–1918 гг.), как современный строй планового хозяйства СССР к военному коммунизму.

Уже из подобной аналогии очевидны должны быть для нас преимущества современного послевоенного этапа капитализма в сравнении с госкапитализмом военной эпохи. Современный госкапитализм рассматривается Бухариным как возвращение к «нормальному» капитализму, хотя и в кавычках отмеченному, но все же к нормальному капитализму. Мало того, современный капитализм имеет будто бы еще гораздо больше преимуществ, чем капитализм военной эпохи ила «нормальный» капитализм. Государственный капитализм есть в значительной степени организованный капитализм. Современная госкапиталистическая система отличается в общем внутренним единством. Все больше укрепляется организация капиталистического хозяйства внутри отдельных стран, анархическая природа которого «переползает на основные линии международных хозяйственных отношений».
Отмирает конкуренция внутри отдельных стран, устраняются противоречия в каждой отдельной капиталистической стране — анархия производства и конкуренция остаются только в отношениях между капиталистическими странами. Обострение противоречий происходит лишь в мировом масштабе, и остаются только противоречия внешние — между государственно-капиталистическими трестами. «Проблема иррациональной стихии заменяется проблемой рациональной организации» — вот один из основных выводов новоявленной реформистской теории. Мы имеем в схеме т. Бухарина так называемую организованную бесхозяйственность на Западе, которая в действительности ничем не отличается от системы организованного капитализма.

Капиталистические порядки на Западе, выходит по Бухарину, имеют преимущества при сравнению с положением в СССР. В условиях диктатуры пролетариата необходима, по программе правых, свобода рыночной стихии, на Западе же рыночные цены регулируются всеобщим картелем. Экономическому загниванию монополистического капитализма на Западе соответствует «бюрократическое» загнивание в СССР. Описание этого загнивания дается в таких красках, что не проводится принципиальной разницы между бюрократизмом в капиталистических странах и в СССР, да и вообще не ясно, существует ли различие между бюрократическими извращениями в советском аппарате и капиталистическим бюрократизмом. В общем можно подвести такой итог: внутреннее единство капиталистического хозяйства и отсутствие экономического равновесия в СССР.
Такое представление о монополистическом капитализме совершенно противоречит ленинскому учению о загнивании империализма, о росте внутренних и внешних противоречий, в нем заложенных. Отмечая рост монополий, элементов организованности, т. Бухарин не видит того, что при капитализме немыслимо уничтожение анархии производства, рыночных отношений, конкуренции и т.д. Схема Бухарина очень упрощенная и лишена диалектического понимания противоречий современного капитализма. Механистически Бухарин разбирает только одну сторону империализма — тенденции к росту монополий, не связывая эти тенденции с фактом сохранения и даже усиления конкуренции и анархии производства. Между тем, по Ленину, переплетение конкуренции с монополиями и противоречия между ними являются самыми глубокими противоречиями современного капитализма, подготовляющими социалистическую революцию.
Оппортунизм теории «организованной бесхозяйственности» и полное несоответствие этой теории действительности слишком очевидны. Допуская организованный капитализм в рамках отдельных капиталистических стран, вполне последовательно для Бухарина и сторонников реформизма сделать вывод о возможности организованного капитализма в мировом масштабе. Бухаринская теория «организованной бесхозяйственности» прокладывает мостик к теории ультраимпериализма Каутского и Гильфердинга. Поскольку «противоречия внутри стран сглаживаются», выхода из состояния капитализма мы должны ждать в плоскости международных столкновений, в противоречиях обособленных государственных организмов. Отсюда проблема мировой революции у правых и примиренцев находит свое разрешение лишь в обстановке нарастающих военных столкновений. Теория затухания внутренних противоречий приводит к выводу, что революция может возникнуть только в результате новой войны, и она же приводит к ликвидаторским выводам в отношении нарастающего революционного подъема. Нечего говорить, что такая перспектива может привести пролетариат лишь к тактике пассивного выжидания и отказа от революционных выступлений, не вызываемых международными конфликтами. Вся установка правых и примиренцев во главе с Бухариным содействовала упрочению реформистских иллюзий; теория «организованной бесхозяйственности» давала теоретическое оружие в руки реформистов и шатающихся членов Коминтерна. Такая политика Бухарина особенно стала опасна, когда правые в секциях Коминтерна начали вести раскольничью, фракционную деятельность, побудившую ИККИ исключить из Коминтерна целые группировки. Кризис в шведской компартии наглядно показывал, до какого разложения может довести примиренчество к правым или «левым» течениям в Коминтерне. Вместе с тем мы видим, настолько «добросовестны» были обвинения бухаринской группы по адресу ЦК, будто он «разлагает Коминтерн, ведя политику отколов и расколов». Так правые понимают твердо выдержанную линию ЦК в борьбе со всякими уклонами справа и слева.

4.КРИТИКА ВНУТРИПАРТИЙНОГО РУКОВОДСТВА

Правая оппозиция, подобно всем прежним оппозиционным группам, выступала с требованиями изменения внутрипартийного режима. Цели совершенно ясные: для изменения экономической политики партии необходимо сменить партийное руководство, к чему собственно и сводятся все толки о внутрипартийной демократии всякой оппозиции. В своей критике внутрипартийного режима правые повторяют зады троцкистской оппозиции. Выставляется обвинение против руководства партии в полном отрыве от рабочих масс и в насаждении бюрократизма. Правые не ограничиваются клеветой на ленинское руководство, но делают клеветнические выпады на партийные кадры целиком, всю партию рисуют в состоянии окостенения и отчуждения от пролетариата и трудящихся. Заявление т. Бухарина от 30 января 1929 г., к которому демонстративно присоединились тт. Рыков и Томский, дает такое жуткое описание отрицательных сторон внутрипартийного режима, что вряд ли к такому описанию могли что прибавить самые что ни на есть заклятые враги нашей партии из троцкистского контрреволюционного лагеря: «Серьезные, больные вопросы не обсуждаются. Вся страна мучается над вопросом хлеба и снабжения, а конференции пролетарской господствующей партии молчат. Вся страна чувствует, что с крестьянством неладно. А конференции пролетарской, нашей партии, молчат. Зато град резолюций об уклонах (в одних и тех же словах). Зато миллионы слухов и слушков о правых — Рыкове, Томском, Бухарине и т. д . Это маленькая политика, а не политика, которая в эпоху трудностей говорит рабочему классу правду о положении, ставит ставку на массы, слышит и чувствует нужды массы, ведет свое дело, слившись с массами»{1}.

В организационной политике партии лидеры правых видят один «зажим», подавление самодеятельности членов партии. Вместо внутрипартийной демократии у нас царит, мол, «аппаратное засилье» «секретарский режим». В партии — в верхушечных организациях и ячейках — нет «коллективного руководства», нет «выборных секретарей». Сама-то организационная линия партии в декларации тройки рисуется в таком виде: «В этой области у нас тоже две линии. Одна линия — “обращение о самокритике”. Здесь все: сама самокритика, демократия, выборность и т. д. А где мы на самом деле видели выборного губернского секретаря? На самом деле элементы бюрократизации у нас в партии возросли»{2}. Все эти обвинения, в частности клевету относительно секретарского режима, мы встречали в «Новом курсе» Троцкого и в платформах прежних оппозиций почти буквально в тех же выражениях. Правые опорочивают лозунг самокритики и тут заимствуют свое оружие из троцкистского арсенала. Мы уже упоминали, как отзывается Троцкий в настоящее время о партийном режиме и самокритике: «Осудить самокритику как самую развратную форму партийного, бюрократического плебисцита»{3}.

Вслед за ним Б. Козелев, бывший зампредседатель ЦК союза металлистов, один из ближайших сотрудников т. Томского по фракционной работе, делает заявление о самокритике, по своему цинизму и гнусному характеру ничем не уступающее троцкистской клевете: «для меня ясно, что лозунг самокритики для Сталина — такой же громоотвод, каким когда-то для царизма был еврейский погром»{4}. Прочитанное на съезде т. Орджоникидзе это заявление вызвало волну негодования делегатов съезда. Логика фракционной борьбы довела зарвавшихся фракционеров до таких чудовищных обвинений по адресу ленинского руководства и до полного разрыва с партией. Правые договаривались до обвинения партии в тенденциях «перерождения», которые находят, по их словам, широкую почву для своего развития в нынешнем внутрипартийном режиме. Бывший секретарь ЦК ВЛКСМ т. Матвеев заявил перед ноябрьским пленумом ЦК (1929 г.): «Старая гвардия как революционизирующий фактор себя изжила, только у молодежи живет боевой дух, непримиримость»{5}. Внутрипартийную демократию сторонники Бухарина толковали очень широко, вплоть до требования неограниченной «свободы критики». Они выставляли требования об обеспечении свободы дискуссии, как это было заявлено на заседании ячейки «Правды» одним членом ее, в осторожной, правда, формулировке: «Партия должна разрешить им (бывшим оппозиционерам) в предусмотренных уставом формах (в допускаемых партией от поры до времени дискуссионных листках, журналах и т. д.) высказывать свои взгляды, расходящиеся в тех или иных практических вопросах с политикой большинства».

Сплошь и рядом правые высказывают положения, расходящиеся с пониманием большевистской партийности. Они оставляют за собою право отстаивать взгляды, идущие вразрез с большинством партии. В ответ на требование ЦК признать свои ошибки т. Угланов выражает свое недоумение на апрельском пленуме ЦК (1929 г.) в том, как это можно «старых большевиков заставить против совести признать ошибкой то, что они считают правильным и справедливым». Опять всплывает старое троцкистское личное убеждение, противопоставляемое голосу и решениям партийного коллектива. Не ново также выставление на вид своего большевистского стажа. Правые прибегли и к другому испытанному демагогическому средству всякой оппозиции — противопоставлению нынешних порядков другим, существовавшим будто при Ленине. Тут происходит или явная недобросовестность или какое-то феноменальное забвение всего прошлого из истории взаимоотношений с Лениным лидеров оппозиции, тт. Бухарина и Томского. Прямо невероятным кажется заявление, например, т. Томского на апрельском пленуме ЦК и ЦКК: «Возможна ли была подобная история при Владимире Ильиче», т. е. кризис, вызванный отставкой самого Томского. Но тот же Томский еще совсем недавно, когда боролся с троцкистской оппозицией, высказывал совсем другие взгляды о партийной дисциплине и о демократических порядках при Ленине.

Требуя тогда от каждого члена партии выполнения партийных директив, Томский заявлял: «Нужно сказать: становись на работу, на которую тебя поставила партия, и работай или убирайся к черту вон. Не может быть трех, четырех дисциплин: одна для меня, другая — для членов ЦК, третья — для районов, четвертая — для членов ячейки, а вот для рядового коммуниста такая дисциплина, что и деваться некуда. дисциплина для всех должна быть одинаковая. При Ленине было все жестче. При Ленине — чем выше, тем строже: член ЦК имел свободу голоса только в ЦК. Туда же, куда его партия посылает, или там, где он выступает как член ЦК, он обязан проводить официальную точку зрения ЦК. Как же иначе можно работать?..»{6} Прошел лишь год, и это выступление Томского стало обвинительным актом против него самого и т. Бухарина. Правая оппозиция прикрывается именем Ленина в своих нападках на нынешнее руководство в партии. Особую ненависть вызывает у правых т. Сталин. Правая оппозиция идет и тут по следам троцкистов, с особой яростью нападающих на всех твердых ленинцев, как непримиримых противников всякого оппортунизма — справа и «слева», которые наиболее последовательно и чисто по-ленински ведут борьбу с уклонами от генеральной линии партии.

Дискредитация партийного руководства является испытанным приемом правых и «левых» оппортунистов в борьбе против партии, служит тактическим прикрытием для нападок на партию и ее генеральную линию. Правые вместе с троцкистами систематически клевещут на т. Сталина, которого обвиняют в единоличном руководстве партией. Буквально подобные же обвинения возводили на Ленина сапроновцы или вожди «рабочей оппозиции»{7}. Об истинной природе этих тактических маневров троцкистов и правых сообщил теперь партии, хотя и с большим опозданием, т. Каменев в своем заявлении в Президиум II Московской областной партийной конференции (от 9 июня 1930 г.) . «Систематические нападки на ЦК и в частности на т. Сталина с нашей стороны в 1925–1927 гг. были, конечно, не случайны и продиктованы не личными мотивами. Это был тактический маневр, рассчитанный на то, чтобы как можно более ослабить силу сопротивления партии оппозиционным наскокам путем дискредитирования ЦК и того товарища, который был выдвинут партией на пост идейного и организационного руководителя всей борьбой с антипартийными течениями и группами. Не случайно конечно, что “правые” пошли по этому же пути и что обращенная ко мне речь т. Бухарина на 3/4 состояла из нападков на того же Сталина»{8}. Подобно тому, как т. Бухарин вел беседу с Каменевым (в 1928 г.), аналогичные беседы вел Угланов со своими друзьями, Томский — с окружающими, и во всех речах лидеров правых фигурировали нападки на т. Сталина как главного виновника «зажима» в партии. Что внутрипартийная демократия в требованиях правой оппозиции была только ширмой для проведения своей политики, мы видим из отношения ее к самокритике, этому наиболее яркому методу самодеятельности масс и наиболее верному средству для борьбы с бюрократизмом. Оппозиция очень холодно встретила лозунг самокритики, ставший ударным на новом этапе социалистического строительства. В этом проявилась и боязнь развернутого социалистического строительства и бюрократическое недоверие к широким пролетарским методам работы. Вначале оппозиция просто отмалчивалась от самокритики, а когда вынуждена была наконец реагировать, призывала к осторожности в пользовании самокритикой. Образцом ее отношения к самокритике являются тезисы А. Слепкова, предложенные кружку партстроительства при Комакадемии. Предложения Слепкова были не столько тезисами о самокритике, сколько, по определению т. Сталина, «тезисами об опасностях лозунга самокритики».

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Приведено в докладе т. Орджоникидзе на XVI съезде партии. Стенотчет съезда, стр. 325. Курсив в стенограмме.

2.Там же.

3.См. выше в предыдущих главах.
4.Доклад т. Орджоникидзе на XVI съезде партии. Стенотчет съезда, стр. 324.
5.«Правда» (передовая) No 238 or 15 октября 1929 г.

6.Из доклада Томского на ленинградской областной партконференции, 1927 г. Цитировано по материалам АППО ЦК ВКП(б), стр. 63–64.

7.См. об этом выше в предыдущих главах.
8.«Правда» No 159 от 11 июня 1930 г. Кавычки принадлежат т. Каменеву. А самих переговорах Бухарина с Каменевым см. выше в предыдущих главах.

5.ПРАВЫЙ УКЛОН В ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ

Большую активность проявили правые в профессиональном движении. Без преувеличения можно признать, что профсоюзный аппарат стал опорным пунктом для правых. Одной из важнейших причин такого влияния правых здесь были самые условия работы в профсоюзах, благоприятствовавшие в них развитию оппортунизма. В наших профсоюзах, как в организациях, охватывающих почти поголовно весь пролетариат, еще очень живучи были до самого последнего времени, как в свое время указывал XI съезд партии, пережитки мелкобуржуазных настроений и взглядов, «политических влияний, которые являются надстройкой над остатками капитализма и мелким производством». Этим влиянием окружающей обстановки объясняются столь живучие в прошлом традиции тред-юнионизма и меньшевизма в советском профдвижении. Засоренность профаппарата до самого последнего времени многочисленными выходцами из других партий, бывшими меньшевиками, бундовцами, эсерами и т. д ., была не случайным фактом. В профсоюзах мы значительно позже расстались с членами антисоветских партий, чем в самих советах. Среди делегатов III Всероссийского съезда профсоюзов (апрель 1920 г.) находилось значительное число только одних меньшевиков, а именно 46 делегатов с решающими голосами. Даже на IV съезде профсоюзов (май 1921 г.), помимо, правда, небольших уже антисоветских группировок — меньшевиков — 7, делегатов анархистов — 10, правых и левых эсеров — 7, — консолидировалась большая группа беспартийных делегатов в количестве 374 человек, обособившихся от коммунистов. На этом съезде беспартийные образовали фракцию, выдвинувшую трех кандидатов в президиум съезда.

Профаппарат кроме выходцев из других партий был засорен еще и другими чуждыми элементами — кустарями, лицами свободных профессий. Попадались бывшие чиновники, дворяне офицеры, попы, кулаки в изрядном количестве в отделах ВЦСПС и в ЦК отдельных союзов. Аппарат был мало насыщен рабочими. достаточно указать, что в самом аппарате ВЦСПС имелось только 9% рабочих. Такой аппарат весьма легко подвергался всякого рода мелкобуржуазным влияниям. В советском профдвижении мы встречали пышный расцвет всякою рода оппортунистических «теорий» правого и «левого» толка. Не последнее место занимали здесь анархо-синдикалистские, полу-троцкистские уклоны. Наиболее распространенными разновидностями «левого» уклона являются требования концентрации в руках профсоюзов всего управления производством. Это старая шляпниковская шлатформа, в новых разве формах воспроизводимая, в свое время получила резкий отпор со стороны Ленина. Она выдвигает требования, осуществимые лишь на последнем этапе развития профсоюзов. Тот, кто пытается сейчас немедленно перескочить через ряд этапов в развитии профсоюзов, скатывается на путь «левых» загибов. К другого рода современным разновидностям «левацких» уклонов относятся предложения, например, т. Гегечкори («Наша газета» 21 сентября 1929 г.), сводящиеся к превращению профессиональных союзов в производственные. Предложения т. Гегечкори отрицают роль пролетарского государства как организатора социалистического производства и по существу — в нерешительной только форме — отрицают надобность профсоюзов на нынешнем этапе.
Подобные тенденции в профсоюзном движении возвращают нас в свою очередь к прошлому, ко времени I и II всероссийских съездов профсоюзов, когда шли споры о задачах и о самом существовании профсоюзов. Предложения т. Гегечкори воспроизводят старую точку зрения ликвидации профсоюзов в советский период, выражавшуюся тогда тт. Зиновьевым, Рыковым, Милютиным, Зенькевичем. «Теория» ликвидации профсоюзов явно оппортунистична и резко противоречит ленинским установкам на профсоюзы как на одно из мощных орудий, как на приводной ремень, в системе диктатуры пролетариата.

На современном этапе развития мы больше всего встречаемся однако с проявлениями правого оппортунизма в теории и практике профдвижения. Засильем меньшевиков в прежних профессиональных союзах, традициями тред-юнионизма, влиянием классового врага на отсталые слои рабочих, членов профсоюзов, объясняется ходкость правооппортунистических взглядов и теорий, защищавшихся и защищаемых ныне «советскими» меньшевиками и их подголосками. До недавнего времени, например, в ходу были на правах учебников или пособий для профактива книги Гриневича, Пажитнова, Колокольникова или такого, с позволения сказать, теоретика советского профдвижения, как В. Яроцкий. В означенных пособиях и руководствах велась последовательная и энергичная атака на ленинизм.
В. Яроцкий, бывший член партии эсеров, воспроизводит меньшевистско-эсеровские выпады против значения и влияния большевиков в профдвижении, подчеркивая в своих работах, что большевизм в профдвижении явление исключительное, что «недоверие к профессиональному движению характеризует большевистское направление в русской социал-демократии». Профессор Яроцкий вполне согласен с меньшевиками по вопросу об отсутствии будто бы у большевиков твердых взглядов на профдвижение. Он находит далее, что у Ленина отсутствует «целостная, стройная теория профессионального движения», и отмечает пробелы во взглядах Ленина на профдвижение: «Было бы исторически неверно и детски наивно утверждать, что Ленин никогда не ошибался, что в его учении о профессиональном движении не бывало пробелов…»

Профессор Яроцкий не ограничивается умалением значения Ленина в области профдвижения. Он далее приходит к выводу о небольших заслугах Ленина в области теории в целом. Подобные клеветнические нападки на ленинизм не встречали никакого отпора со стороны старого оппортунистического руководства ВЦСПС. и объясняется это тем, что взгляды т. Томского во многих отношениях были очень близки к оппортунистическим положениям и выводам Яроцкого и других заядлых критиков ленинизма. Тов. Томский сомневался, существовала ли у Ленина разработанная теория профдвижения. Оппортунистические ошибки т. Томского в вопросах профдвижения, проявлявшиеся им на разных этапах революции и в особенности в современный период реконструкции, были не случайны и объясняются тем, что Томский не понимал основного вопроса в ленинизме — взаимоотношений между партией и профсоюзами, между политикой и экономикой. Он не понимал задач профсоюзов в советский период, как не понимал этих задач в дооктябрьский период.
«Вождь» и руководитель профдвижения отзывался, например, о разногласиях между меньшевиками и большевиками в прошлом, как о непринципиальных, поскольку будто «сами эти разногласия не были достаточно оформлены». И писал он об этом в «истории профдвижения в России», вышедшей в 1925 г. О теоретической неразборчивости т. Томского можно судить по известному его письму в «Пролетарий», орган большевистской фракции, в 1908 г. В этом письме он упрекал редакцию, в том числе и Ленина, за большие увлечения политическими вопросами и призывал теоретиков, «без различия меньшевиков-большевиков», заняться серьезными экономическими исследованиями{1}. Как понимал т. Томский задачи профсоюзов в эпоху диктатуры пролетариата, видно из его предисловия к стенографическому отчету VI съезда профсоюзов (в 1926 г.): «Перед профессиональными союзами всегда стоит, независимо от периода, эпохи, независимо от общего направления задач в данный момент, одна основная задача: задача эта, определяемая самой ролью и значением профсоюзов, есть задача всестороннего обслуживания и непрерывной работы над поднятием, улучшением материального и духовного уровня объединяемых ими масс. Это задача, которая на протяжении всей истории профдвижения стоит и будет стоять перед профсоюзами…»

С подобным определением задач профсоюзов, ставящим во главу угла улучшение материального положения членов союза, может согласиться любой буржуазный идеолог, допускающий улучшение материального благополучия рабочих в условиях капиталистического общества. Неверна эта установка и тем, что она находит одни и те же задачи профсоюзов в разные эпохи и не увязывает задачи профсоюзов на каждом данном этапе с общеклассовыми и политическими задачами пролетариата. Позиция Томского явно противоположна ленинской установке в определении задач профсоюзов, выраженной в резолюции I Всероссийского съезда профсоюзов, где, напротив, подчеркивается, что «революционные социалисты никогда не смотрели на профсоюзы только как на органы экономической борьбы пролетариата за улучшение положения рабочего класса в рамках капиталистического строя. Революционные социалисты всегда смотрели на профсоюзы как на организации, призванные рука об руку с другими боевыми организациями рабочего класса бороться за диктатуру пролетариата и осуществление социализма». Эта резолюция и была принята съездом в борьбе с меньшевиками, вновь выкинувшими свои старый лозунг нейтральности профсоюзов, который на советском этапе должен был маскировать их политику, враждебную пролетарскому государству. Мартов, выступавший на первых съездах профсоюзов в качестве неизменного лидера оппозиции, определенно требовал независимости профсоюзов от советской власти, предостерегая профсоюзы «не давать себя на службу власти как зависимое учреждение». Правые во главе с т. Томским заимствовали у меньшевиков противопоставление задач профессионального движения общеклассовым задачам пролетариата. Томский, например, подчеркивал, что «самый факт необходимости сосредоточения всего внимания профсоюзов на защите интересов рабочих находится в резком противоречии с участием союзов в управлении промышленностью, ибо нельзя в одно и то же время управлять предприятием на основах коммерческого расчета и являться выразителем и защитником экономических интересов наемных рабочих»{2}. Такое противопоставление защитных функций профсоюзов участию в управлении промышленностью по существу является меньшевистским противопоставлением задач профдвижения общеклассовым задачам пролетариата. Тред-юнионистская установка правых, узкая цеховщина совершенно не дали им возможности понять задачи профсоюзов в реконструктивный период.

Партия выдвинула новые задачи профсоюзов в связи с социалистической реконструкцией. Партия решила, что «перестройка нужна по всему фронту, нужна коренная ломка старых методов работы, нужно коренное изменение содержания и темпов деятельности профсоюзов. Новая система профсоюзной работы должна строиться на решительном развертывании самокритики в профсоюзах, на широком развитии внутрисоюзной демократии, на организации социалистического соревнования и ударничества. XVI съезд партии со всей решительностью указал, что решающим, основным звеном в оживлении и улучшении всей работы профсоюзов и вовлечении широких рабочих масс в управление производством является социалистическое соревнование и его детище — ударничество как величайшее движение пролетариата»{3}. Тред-юнионистское старое руководство ВЦСПС не только не возглавило величайшего производственного подъема рабочих масс, но своей узкой цеховщиной, делячеством, хвостизмом, противопоставлением защитных функций профсоюзов производственным задачам всячески тормозило перестройку на новые методы работы и этим противодействовало социалистическому строительству. Старое руководство действовало обычно методами самотека и вообще не торопилось. Производственные совещания получили, например, признание со стороны руководства ВЦСПС только через два-три года после начала работы. Отставание профсоюзов от стихийного подъема рабочего класса выразилось, прежде всего, в том, что соцсоревнование и ударничество начались независимо от профсоюзов.
Профсоюзная верхушка не только прошла мимо социалистического соревнования и ударничества, но и пыталась даже урезать это движение. «Соревнование не от хорошей жизни» — фраза, брошенная бывшим руководством, характеризующая его линию поведения. Борьба за линию партии в профсоюзах, за поворот союзов лицом к производству происходит в условиях отчаянного сопротивления со стороны бюрократических и тред-юнионистских элементов профаппарата и самого руководства ВЦСПС. Не веря в наши темпы социалистического строительства, правые на практике мешали развертыванию этих темпов, выпирая узко защитные цели профсоюзов на первый план. Вместо того чтобы усилить борьбу профсоюзов за поднятие производительности труда, правые, напротив, оберегают профсоюзы от такой работы. В то время как партия со всей большевистской энергией боролась с прогулами рабочих, достигавшими в 1927/28 г. необычайных размеров, Томский в конце 1928 г. на VIII съезде профсоюзов делает демагогическое заявление, получающее характер директивы для профсоюзов: «Сваливать все на производительность труда очень легко, ибо рабочие, на которых сваливают, далеко»{4}.

Мнимое «рабочелюбие» правых оппортунистов является испытанным маневром троцкистов и оппортунистов всех мастей, которым оно нужно лишь как маскировка, чтобы, прикрываясь им, делать вылазки против генеральной линии партии. Старое руководство ВЦСПС не могло подняться до правильной оценки колдоговорной кампании как массовой политической кампании вовлечения масс в социалистическое строительство. В колдоговорной кампании 1928/29 г. со всей силой выявились бюрократические извращения, узко цеховые тенденции в работе профсоюзов. Правыми недооценивалась проблема кадров, центральная проблема социалистического строительства. На съезде профсоюзов и до съезда были горячие споры комсомола с тред-юнионистскими элементами в профсоюзах. Комсомол спорил с ВЦСПС о броне для молодых кадров рабочих. Оппортунистическое руководство профсоюзами игнорировало этот прорыв, не понимая всей важности проблемы кадров и не видя классовой сущности ее.
Проблема кадров выдвинулась на первый план в тесной связи с обострением классовой борьбы в нашей стране, с проявлением элементов бюрократического перерождения и вредительства и становится актуальной со времени шахтинского дела (1928 г.). Острота проблемы возрастала в связи с необычно бурным ростом индустриализации, социалистической реконструкции всего народного хозяйства, предъявляющей требования на массовую подготовку новых кадров рабочих, техников, специалистов. Как далеки были правые от понимания остроты проблемы кадров и ее классовой сущности, показывают тезисы «О реорганизации управления промышленности», составленные т. Бухариным. В этих тезисах, трактующих вопросы о кадрах научных работников и научно-исследовательской работе, т. Бухарин ни словом не обмолвился о классовой борьбе в стране и о классовой дифференциации среди ученых. Весьма характерно, что и т. Бухарин и т. Томский, рассматривая шахтинское дело, обходят классовую сущность этого вредительского дела и совершенно не касаются вопроса о кадрах пролетарских специалистов. Оба лидера правых рассматривают шахтинское дело лишь в свете наших собственных недостатков и ошибок{5}.

Подобное же разрешение вопроса о кадрах мы находим и у т. Рыкова. «Вопрос о кадрах, — говорит он на апрельском пленуме ЦК (1928 г.), — можно решить и так и этак, не затрагивая классов. Это не вопрос об отношении к деревне и к классовому расслоению». Тов. Рыков и другие правые не могли понять классовую сущность проблемы кадров, поскольку oни делали ставку на мирное изжитие классовых противоречий в переходном обществе, на «мирное врастание капитализма в социализм». Весьма и весьма несочувственно отнеслись правые и к самокритике. Не осмеливаясь, однако, открыто выступать против самокритики, они выдвигают, по выражению т. Шверника, всяческие оговорки, тормозившие на деле развертывание самокритики. В своем докладе на VIII съезде профсоюзов Томский считает нужным, прежде всего, создать «законные рамки» самокритики. «Самокритика — вещь хорошая, пожалуйста, критикуйте, но не так, чтобы сразу драть двумя миллионами глоток, это громко будет, не годится»{6}. Правые во главе с т. Томским спешат, прежде всего, подчеркнуть, что самокритика вещь не новая и они-де проводили ее еще до обращения ЦК партии о развертывании самокритики: «О профсоюзной демократии, о ее развертывании впервые было сказано президиумом ВЦСПС»{7}. Само собою, разумеется, все это было подтасовкой исторических фактов, и выдвигались подобные претензии, чтобы снизить огромное значение лозунга самокритики на новом этапе социалистического строительства. В действительности бюрократические и тред-юнионистские элементы в органах профессионального движения всячески противодействовали осуществлению самокритики на практике, как и тормозили проявления инициативы рабочих масс и противодействовали новым формам профсоюзной работы.

Вместо беспощадного разоблачения недостатков наших органов правые прикрывали бюрократические традиции профсоюзного аппарата. Томский и его друзья в профсоюзах принимали партийную критику недостатков профаппарата, как «окрики сверху» и изобретали всяческие способы для свертывания самокритики пролетарских масс. Правые недооценивали руководящую роль пролетариата в деле социалистического переустройства сельского хозяйства. Они по-прежнему продолжали считать единственной работой профсоюзов в деревне только защиту непосредственных экономических интересов членов союза. Сторонники капиталистических путей развития в деревне, они принижали реальное значение социалистической переделки сельского хозяйства и роль и значение пролетариата в деле перевода мелких крестьянских хозяйств в крупное коллективное хозяйство.
Особенно ярко проявился оппортунизм старого руководства ВЦСПС в культурной работе. Культурно-политическая работа профсоюзов больше, чем какая бы то ни было другая область работы, — говорил т. Шверник на съезде, — была пропитана духом аполитичности, узкой цеховщины и узкого культурничества. Вместо того чтобы наполнить культурно-просветительную работу союзов коммунистическим содержанием, осуществить лозунг «лицом к производству» и в культурной работе, подчинить ее задачам социалистического строительства, тред-юнионистское руководство ВЦСПС подчеркивало в теории и на практике, что дело профессиональных организаций заниматься только культурно-бытовым обслуживанием членов союза.

Какую бы сторону деятельности профсоюзов мы ни рассматривали, при старом руководстве ВЦСПС мы видим сплошной заскорузлый оппортунизм. Общие итоги работы правых в профсоюзах таковы: своим противопоставлением защитных функций производственным задачам, скатываясь к защите узко цеховых интересов отсталых рабочих слоев, они всей своей работой чрезвычайно затруднили дело быстрейшего перевода профсоюзов на рельсы реконструктивной эпохи. деятельность правых в профсоюзах вела к ослаблению партийного влияния в них и объективно вела к срыву социалистического строительства.

Печальные итоги оппортунистического наследства Томского и его друзей увеличивались еще благодаря оппортунистической работе правых в международном профдвижении. Правые в советском профдвижении сделались опорой правых и в международном профдвижении. Старое руководство ВЦСПС вело систематическую борьбу против Профинтерна и Коминтерна, принижало задачи профсоюзов в области интернационального воспитания рабочих масс. Лидеры правых поддерживали в международной работе явно оппортунистическую линию о невозможности экономической и политической борьбы в эпоху кризиса. Правые возражали против самостоятельного руководства компартиями экономическими боями. «Мудрая» политика Томского противопоставлялась при этом правыми «авантюристской» политике Профинтерна и Коминтерна. Томский и его друзья не понимали и всячески противодействовали новой стратегии и тактике Профинтерна, вытекающей из нынешнего этапа мирового развития, выраженной в формуле: «Класс против класса». Правые в советском профдвижении содействовали переходу кое-где профсоюзов в лоно Амстердама, подрывали работу Профинтерна и Коминтерна по революционной мобилизации масс. Вся политика старого руководства ВЦСПС представляла собою противопоставление политики профсоюзов политике партии. для осуществления своей линии правые повели серьезную фракционную борьбу, задаваясь целью сменить руководство ЦК партии. Они вступили на путь открытого противопоставления профсоюзов партии, стали мобилизовать партийные кадры против ЦК. В то время когда так пышно расцветала махрово-оппортунистическая деятельность правых, они имели смелость, как отрицать правую опасность в партии, так и отклонять от себя хотя бы малейший упрек в принадлежности к правому уклону. Друзья Томского обвиняли партию и ее ЦК в троцкистской критике «ленински выдержанных» руководителей ВЦСПС. Точно так же всю грандиозную работу партии по реорганизации профсоюзов они объявляли троцкистской политикой «перетряхивания профсоюзов». Это насквозь лживое обвинение партии в троцкизме было довольно излюбленным приемом правых оппортунистов для прикрытия своих нападок на генеральную линию партии и на ленинское руководство. В криках о «бюрократическом вмешательстве» в профсоюзы, в отстаивании старых методов работы выражался бюрократизм профессионалистов-практиков, целиком охваченных узко цеховыми тред-юнионистскими тенденциями.

Правые в профсоюзах вели обостренную фракционную борьбу теми же методами двурушничества, которые так характерны для них, как и для оппортунистов всяких мастей на новом этапе. Уже после того как осенью 1928 г. разыгрались известные события в московской организации, не без участия лидеров правой оппозиции, правые профессионалисты не только смазывают факт ведущейся уже фракционной работы, но и отрицают даже наличие вообще правого уклона. На заседании фракции президиума ВЦСПС (9 ноября 1928 г.) лидеры профдвижения выступили с резкими речами против выдумывания такой напраслины, как правый уклон. Томский заявляет: «Уклоны давать — это очень легкая штука»; Мельничанский: «У нас есть такие работники, которые специально занимаются тем, чтобы изыскивать эту опасность (правую опасность), сделали из этого профессию». Вторая рука Томского, т. Яглом, жалуется: «Вокруг профдвижения создается такая атмосфера, что совершенно невозможно работать, — состояние полного маразма»{8}. Все это было сплошным двурушничеством. Выступая против борьбы с «несуществующей» будто бы правой опасностью, Томский и его группа вели в то же время обостренную фракционную борьбу. Верхушка в профдвижении представляла собой довольно сплоченное ядро, стоявшее во главе президиума ВЦСПС и по существу организовавшее фракционную работу в профсоюзах. Эта верхушка сделала попытку создать в ВЦСПС второй политический центр для обстрела ЦК. VIII съезд профсоюзов лидеры профдвижения решили использовать для нападения на ЦК, для политической демонстрации. В методах борьбы правых с партией практиковались групповщина, идеология сплоченной группы объединившихся правооппортунистических деятелей. Создавалась, по определению Б. Козелева, антипартийная теория персонификации партруководства профсоюзами в лице члена Политбюро ЦК, работающего в профдвижении. Идеализация т. Томского как вождя и уководителя профсоюзов должна была закрепить ту же группировку. Ближайшие друзья Томского — Угланов, Шмидт, Яглом, Мельничанский, Угаров, Ударов и др. — поощряли самомнение «вождя» и создавали ни на чем не основанные претензии Томского на непререкаемое руководство профсоюзами. Тов. Угланов например не допускал даже мысли о смене руководства и нового председателя ВЦСПС допускал возможным назначить только тогда, когда Томский умрет. Одним из приемов сплочения сил в профсоюзной оппозиции служили протесты, заявления против происходящего будто бы «раз грома авторитетов».

Тов. Томский, не шутя возомнил себя «вождем», противопоставлял себя Ленину в вопросах профдвижения. Признавая, что Ленин его «бивал» и часто «бивал», он далек от признания ошибочности своего поведения. Подобно Бухарину, он продолжал настаивать на своей правоте в борьбе с Лениным. На фракции президиума ВЦСПС, перед самым VIII съездом (1928 г.), он таким образом изображал свою линию поведения на фракции IV Всероссийского съезда профсоюзов{9}: «За что я поехал с IV съезда в Туркестан? Это не так, как известно, это не за уклон, а за то, что показалось людям, чего на самом деле не было — будто я развернул так, что дал критиковать ЦК. А я имел право? Имел! Имел право член ЦК критиковать ЦК? Теперь задним числом я считаю, что это было неправильное решение относительно меня»{10}.
А ведь это решение было принято непосредственно при участии Ленина. Все выступление Томского резко направлено было против линии Ленина в вопросах партдисциплины как для рядовых членов партии, так и для членов ЦК. В своей борьбе с руководством партии правые не останавливались ни перед какой клеветой или сплетнями, распространением всякого рода непроверенных слухов. Особенно излюбленным методом была у них дискредитация вождей, главным образом т. Сталина. Вокруг т. Сталина, как сообщил это XVI съезду один из раскаявшихся участников фракции — В. Козелев, создавалась атмосфера предубеждения, недоверия, враждебности. Сталин-де «подсиживает», «отсекает», «зажимает», создает новую «склоку», ведет «азиатскую политику» и т. д .{11}.

Фракционная борьба началась с драк против комсомола, с вылазок против хлебозаготовительной кампании в июле 1928 г. т. д. Но особенно жестоко разразилась борьба на VIII съезде, который Томский попытался превратить в своего рода IV съезд профсоюзов, сделав его ареной борьбы против партии и ее ЦК. Поведение Томского на съезде было в высшей степени беспринципным. Несмотря на требования членов фракции съезда к нему, как к члену Политбюро ЦК, сделать доклад о ноябрьском пленуме ЦК, он отказался от доклада якобы во избежание дискуссии, как будто допустима для кого бы то ни было дискуссия по решениям, уже принятым пленумом ЦК. В своем отчетном докладе на съезде и в других своих выступлениях на съезде он не касался вопросов о правой опасности под тем формальным предлогом, что «вопрос о правом уклоне — это вопрос внутрипартийный», поэтому он не говорит о правой опасности беспартийным. Втихомолку им и его друзьями подготовлялось выступление фракции съезда против ЦК. и если оно не удалось, то лишь потому, что 92 оппозиционных делегата терялись в общей 2-тысячной массе участников съезда. Фракционная борьба не прекратилась после съезда. Вслед за т. Томским другие руководящие работники оставляли свои посты. Продолжалась тем же темпом ожесточенная борьба со стороны руководства ВЦСПС, отвергавшего генеральную линию партии. В руках правых были фракция ВЦСПС, профсоюзный аппарат, который стал важнейшим орудием борьбы. Ни один пленум ЦК не проходил без ожесточенного боя. Таким образом, актив профсоюзов, из которого составляется пленум ВЦСПС и ЦК, под руководством Томского и его друзей пытался противопоставить 12-миллионное профессиональное движение нашей партии. В этом были вся опасность фракционных действий т. Томского, авантюризм его поведения. Как в 10-летие Октябрьской годовщины руководители троцкистско-зиновьевской оппозиции пытались в Москве и в Ленинграде через голову нашей партии апеллировать к беспартийным, так т. Томский пытался на VIII съезде профсоюзов обратиться с подобной апелляцией к беспартийным. Опасность фракционной деятельности правых в профсоюзах заключалась в опасности разрыва партии с профсоюзами, разрыва авангарда пролетариата с широкими рабочими массами. Правый уклон в профдвижении являлся наиболее позорным пятном всей правооппортунистической деятельности правых. Перед новым руководством ВЦСПС встали большие нетерпящие отлагательства задачи преодоления оппортунистического наследства старого руководства во главе с т. Томским, насаждавшего последние 6–7 лет тред-юнионизм и узкую цеховщину в теории и практике профдвижения. Борьба за восстановление ленинизма в профдвижении, за восстановление профсоюзов как школы коммунизма поставлена в центре всей работы профсоюзов. В профдвижении мы должны по-прежнему вести борьбу с «левыми», анархо-синдикалистскими, полу-троцкистскими уклонами и в первую очередь с правым уклоном как главной опасностью на данном этапе. Борьба на два фронта и против примиренчества и в профдвижении является основным и важнейшим условием успешной борьбы за генеральную линию партии.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.См. примечание к статье ленина «По поводу двух писем» Собр. соч., т. XI, ч. 2 стр. 609, изд. 1924 г.

2.М. Томский, Профсоюзы на новых путях, стр. 19, изд. ВЦСПС. Приведено в докладе т. Кагановича на XVI съезде партии.

3.Из резолюции съезда «О задачах профсоюзов в реконструктивный период».

4.Приведено в речи Сегала на XVI съезде. Стенотчет съезда, стр. 680.

5.Бухарин, Уроки хлебозаготовок, шахтинского дела и задачи партии (доклад), стр. 43, 46 и 52 и др.; Томский, Всегда с массами, во главе масс (доклад), стр. 18–19, изд. ВЦСПС.
6.Томский, Всегда с массами, во главе масс (доклад), стр. 180.
7.Там же, стр. 209.

8.Отрывки речей приведены в выступлении т. Сегала нa XVI партсъезде, см. Стенотчет стр. 680.

9.См. об этом выше, в предыдущих главах.
10.Приведено в речи т. Евреинова на XVI съезде. Стенотчет съезда, стр. 392. Курсив стенограммы.

11.Заявление В. Козелева в президиум XVI съезда ВКП(б), «Правда», No 184 от 6 июля 1930 г.

Продолжение следует…