М. Гайсинский. БОРЬБА С УКЛОНАМИ ОТ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЛИНИИ ПАРТИИ.

6.ТЕОРИЯ ВРАСТАНИЯ КУЛАКА В СОЦИАЛИЗМ

Eже в вопросе о смычке правые ревизуют ленинизм. Они ревизуют ленинизм в основном вопросе, в самой сущности его — в вопросе о диктатуре пролетариата. Не придавая надлежащего значения классовой борьбе в деревне, не видя усилившейся дифференциации в ней, правые рассматривают все крестьянство под одним углом и проводят какую-то «крестьянскую» политику. В своей речи на апрельском пленуме 1929 г. т . Бухарин упустил из виду все социальные группировки в деревне. У него остается, по меткому замечанию т. Сталина, сплошная середняцкая масса. Теория затухания классовой борьбы неоднократно высказывалась Бухариным. Она связана у него с затушевыванием классовых признаков общества в учении об обществе. Он рассматривает общество с богдановской по существу «общественно-организационной точки зрения» вместо того, чтобы различить в нем «социальные, производственно-классовые отношения». По поводу бухаринского определения общества «как системы элементов in natura (в природе. — М. Г.)» Ленин пишет на полях «Экономики переходного периода»{1}: «Караул»{2}. Точно так при определении класса т. Бухарин ухитряется выхолостить классовое содержание определения.

Добиваясь беспринципной политики смычки со всем крестьянством, правые требуют отказа от чрезвычайных мер, от применения всяких мер принуждения к кулакам, закабаляющим бедноту своей спекуляцией хлебом и отказом от выполнения твердых заданий, подрывающих пролетарскую диктатуру. Политику решительного наступления на кулачество правые квалифицируют как политику военно-феодальной эксплуатации крестьянства и, ревизуя ленинизм, заявляют, что такая политика предусматривалась Лениным лишь в годы военного коммунизма. С переходом же к нэпу у Ленина будто бы идет речь лишь о мирном сотрудничестве «двух основных классов в советской республике — пролетариата и крестьянства». А насколько это соответствует основам ленинизма и директивам самого Ленина, можно видеть хотя бы из его письма к членам Политбюро от 16 марта 1922 г. «Ввиду преобладающей важности подъема сельского хозяйства, — говорится в этом письме, — и увеличения его продуктов в данный момент политика пролетариата по отношению к кулачеству и зажиточному крестьянству должна быть направлена главным образом на ограничение его эксплуататорских стремлений»{3}. Ленин об этом писал через год после введения нэпа. Разговорчики правых о том, что решительная классовая борьба предусматривалась Лениным лишь в эпоху военного коммунизма, совершенно не подтверждаются историей. Обострение классовой борьбы, скрыть которую не в состоянии и правые, объясняется ими причинами аппаратного характера, негодностью низовых советских организаций. Замазывание классовой борьбы в деревне приводит Бухарина к теории построения социалистического общества с помощью кулаков. Пресловутая теория врастания кулака в социализм лежит в обосновании бухаринской теории построения социализма: «Основная сеть наших кооперативных крестьянских организаций будет состоять из кооперативных ячеек не кулацкого, а “трудового” типа ячеек, врастающих в систему наших общегосударственных органов и становящихся таким путем звеньями единой цепи социалистического хозяйства. С другой стороны, кулацкие кооперативные гнезда будут точно так же через банки и т. д . врастать в эту же систему; но они будут до известной степени чужеродным телом, подобно например концессионным предприятиям»{4}.

Врастание кулаков в социализм, по Бухарину, происходит само собой, механически, это объясняется всей обстановкой переходного периода: «Кулаку и кулацким организациям все равно некуда будет податься, ибо общие рамки развития в нашей стране заранее даны строем пролетарской диктатуры и уже в значительной степени выросшей мощью хозяйственных организаций этой диктатуры»{5}.

Потеря перспектив классовой борьбы характеризует бухаринское понимание диктатуры пролетариата. Наиболее ярко оно выражено в статье «Политическое завещание Ленина», которая, по мысли автора, должна представлять собою «суммирование» мыслей последних статей Ленина: «Странички из дневника», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать рабкрин», «Лучше меньше, да лучше», «О кооперации». Характерно для Бухарина, как и для всех оппортунистов, прикрытие отступления от ленинизма именем Ленина. Начало этому положил еще Э. Бернштейн, который ревизию марксизма прикрывал маскированной защитой марксистской теории. Бухарин также свои оппортунистические искажения ленинизма прикрывает «стопроцентным» большевизмом. Оппортунистические взгляды Бухарина на особенности переходного периода, как какого-то «органического периода развития», высказаны были им еще значительно раньше «Политического завещания». Уже в своей статье «Ленин как марксист», написанной в связи с кончиной Владимира Ильича (в 1924 г.), Бухарин ставит и разрешает теоретическую проблему, намеченную будто Лениным, о «врастании (капиталистических элементов. — М. Г.) в социализм после победоносной рабочей революции»{6}. Положение это выводится в такой последовательности: «После диктатуры пролетариата начинается ведь органический период развития». Таким образом «дальнейшее развитие к социализму идет эволюционным путем и не может идти иначе, т. е., другими словами, после завоевания власти рабочим классом и начинается действительное врастание в социализм». Далее идут ссылки Бухарина на Ленина, в особенности на его статью «О кооперации», где Ленин, по словам. Бухарина, «прямо говорит, что если в предыдущий период исторического развития осью наших стремлений являлась наша революционная линия, линия катастроф, то теперь, в текущий период нашего строительства, осью нашей политики является мирная организационная работа»{7}.

Через пять лет в «Политическом завещании Ленина» Бухарин делает уже практические выводы из своей механистической теории о мирной организационной работе в переходный период. Подчеркивая, что наша генеральная линия партии идет вразрез с «генеральной установкой политики», намеченной Лениным, т. Бухарин последнюю характеризует как переход «на мирную организационную, культурную работу», как переход даже к «культурничеству», если ограничиться одними внутренними экономическими отношениями.
Задачу момента Бухарин видит в выполнении «главной гарантии социалистического строительства», которая по существу выражается в «заботе о сочетании» «пролетарской революции» с «крестьянской войной» в новой форме, на этот раз «строительной форме»{8} историческая перетасовка лозунгов здесь слишком очевидна. Этот лозунг был лозунгом первой стадии развития нашей революции — до наступления Октября в деревне, вызвавшего резкое расслоение в деревне. Этот лозунг в условиях социалистической реконструкции означает, в сущности, союз пролетариата с кулаком «в новой строительной форме». Весьма характерно замечание Бухарина, как будто мимоходом сказанное: «Владимир Ильич о кулаке вообще не упоминает в этих статьях»{9}.

На первый взгляд кажутся последовательными выводы Бухарина из ленинского положения о культурной революции как о центре тяжести работы в данный момент. Но если мы вспомним неоднократные заявления Ленина об особых лозунгах на каждом этапе революции, для каждого момента, начиная с 1917 г., то ведь совершенно очевидно, что нынешний «гвоздь» момента, культурная революция — звено событий, отнюдь не заменяет собою общих условий переходного периода, не затушевывает общей картины классовой борьбы в эпоху диктатуры пролетариата.

В действительности Ленин нигде и никогда не говорил о мирном развитии или мирном переходе к коммунизму. «Теория» мирного врастания в социализм «есть вздор и пошлость», — заявляет он{10}. «Именно после свержения буржуазии, — утверждает Ленин, — классовая борьба принимает самые резкие формы. Никуда не годятся те демократы, которые обманывают себя, а потом обманывают и других, говоря: раз буржуазия свергнута, дело кончено. Оно только начало, а не кончено»{11}. Как будто по адресу Бухарина и других правых Ленин так уничтожающе отзывается о теоретиках мирного развития классового общества: «Мирного развития к социализму быть не может. А в теперешний период, после империалистической войны, смешно говорить, чтобы развитие шло мирно, особенно в стране разоренной…»{12}.
«Так стоит вопрос о социализме, который рождается не из фантазии мирного дурачка, называющего себя социал-демократом, а из реальной действительности, из бешеной, отчаянно-жестоко-классовой борьбы»{13}. Ленин всегда вкладывал революционное содержание в понятие диктатуры пролетариата, неразрывно связывая ее с беспощадной классовой борьбой. «Мы идем в бой — это есть содержание диктатуры пролетариата, — заявляет он… — Марксизм, который признавал необходимость классовой борьбы, говорил: к социализму человечество не придет иначе, как через диктатуру пролетариата. Диктатура — слово тяжелое, жестокое, кровавое, мучительное и этаких слов на ветер не бросают. Если с этим лозунгом выступали социалисты, то это потому, что они знают, что иначе, как в отчаянной, беспощадной борьбе класс эксплуататоров не сдастся и что он будет всякими хорошими словами прикрывать свое господство»{14}. Так писал и говорил Ленин о диктатуре пролетариата не только в годы военного коммунизма, но и после введения нэпа, например, на XI съезде партии.

В своих доводах против классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата правые обычно ссылаются на постепенное будто бы исчезновение классов при переходе к коммунизму. В действительности наше развитие к коммунизму идет не через мирное строительство, а через уничтожение классов. Отмирание классов происходит в рамках классовой борьбы при диктатуре пролетариата вообще и на данном этане в особенности. «Диктатура пролетариата, — говорит Ленин в своих тезисах о диктатуре пролетариата, написанных в начале 1920 г., — есть продолжение классовой борьбы пролетариата в новых формах. В этом гвоздь, этого не понимают. Пролетариат как особый класс один продолжает вести свою классовую борьбу»{15}. С обострением классовой борьбы в стране, когда партия приступила к выкорчевыванию последних корней капитализма, она перешла к политике ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации. Партия повела последнюю решительную борьбу против кулачества, когда для пролетарского государства были созданы предпосылки обеспечения товарной продукцией хлеба в обобществленном секторе сельского хозяйства в том, по крайней мере, размере, в каком прежде доставлялся хлеб кулаками и помещиками, и создана была, таким образом, реальная база для осуществления этой политики партии. Ликвидация кулачества как класса началась в тот период, когда произошел массовый поворот бедняцко-середняцкого крестьянства в сторону социализма. Ликвидация кулачества дает возможность осуществления на практике сплошной коллективизации и проводится только на базе сплошной коллективизации. Правые с самого начала политики решительного наступления против кулачества выступили против этой политики, обвиняя партию в политике военно-феодальной эксплуатации крестьянства. Только в борьбе, прежде всего, с правыми, а также их союзниками — «левыми» оппортунистами, объективно помогающими правым, партия могла осуществлять политику ликвидации кулачества как класса.

Как указал т. Сталин, хотя правые формально признают возможность построения социализма в одной стране, но они не признают тех путей и средств борьбы, с помощью которых возможно только построить социализм. По их теории социализм можно построить самотеком, без классовой борьбы, без наступления на капиталистические элементы. Точно так же формально они признают возможность вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма в деревне. Но вместе с тем они отрицают те пути и средства, без которых невозможно вовлечение крестьянства в дело построения социализма. Таким образом, правые уклонисты фактически скатываются на деле на точку зрения отрицания возможности построения социализма в нашей стране, вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма. «Основное зло правого оппортунизма состоит в том, — заключает т. Сталин свои выводы о правом уклоне, — что он разрывает с ленинским пониманием классовой борьбы и скатывается на точку зрения мелкобуржуазного либерализма»{16}.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.В институте Ленина хранится экземпляр брошюры с замечаниями Ленина на полях.
2.«Ленинский сборник» XI, стр. 357.
3.«Правда» No 77 от 4 апреля 1929 г.

4.Н.Бухарин, Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз, Гиз, 1925 г., стр. 49. разбивка и кавычки всюду Бухарина.
5.Там же.
6.Сборник «Атака», Гиз, 2-е изд. , стр. 274 и 275. Курсив Бухарина.

7.Сборник «Атака», Гиз, 2-е издание, стр. 777.
8.«Политическое завещание», изд. «Правды» и «Бедноты», стр. 21.
9.Там же, стр. 22 . речь идет об указанных выше последних статьях Ленина.

10.«Ленинский сборник» XIV, стр. 37.
11.В.И.Ленин, Об обмане народа лозунгами свободы и равенства. ПСС, т. 38 .
12.Там же.
13.Там же.
14.Там же.

15.«Ленинский сборник» III, стр. 500. Курсив ленина.

16.Сталин, Политотчет на XVI съезде партии. Стенотчет съезда, стр. 52 . Курсив текста.

7.МЕТОДОЛОГИЯ ПРАВОГО УКЛОНА. ОППОРТУНИСТИЧЕСКИЕ
ШАТАНИЯ ПРАВЫХ ЛИДЕРОВ В ПРОШЛОМ

Основной грех во всех положениях Бухарина — и в оценке классовой борьбы, и в оценке советской экономики, и в «теории организованной бесхозяйственности» — это механистический, а не диалектический метод решения основных проблем современной действительности. Бухарин, как неоднократно подчеркивал это Ленин, был слабым диалектиком. В своем последнем письме на имя ЦК, известном под именем «Завещания Ильича», Ленин, таким образом, расценивает удельный вес бухаринской «диалектики»: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)»{1}. Бухарин, например, эклектически объединяет положения Маркса и Энгельса с богдановской механистической теорией равновесия и, в конце концов, заменяет диалектический материализм механистическим.

В то время как Энгельс, рассматривал общество как диалектическое единство противоположностей, у А. Богданова мы находим лишь механистическое понимание борьбы противоположных сил, вытекающее из его теории равновесия. Теория Богданова не может дать объяснения основного пути общественного развитии. Оно представляется в виде зигзагообразных путей и состоит из случайных, не связанных между собой моментов. Эта богдановская теория равновесия лежит в основе экономических положении Бухарина. «Закономерность общественного процесса, — заявляет он в “Заметках экономиста”, — легче всего раскрыть, рассматривая условия общественного равновесия». Закономерность экономики в свою очередь обусловливается у него системой «подвижного экономического равновесия». «Экономическое равновесие» играет роль основного закона во всех положениях «Заметок экономиста». Без целевой же установки такое экономическое равновесие целиком совпадает с теорией «балансирования» элементов народного хозяйства, которая может вполне удовлетворить лишь буржуазных экономистов, занятых поисками экономического равновесия. Теоретическое построение отдельных выводов в «Заметках экономиста» характеризуется все тем же механистическим подходом к проблемам советской экономики. Исключительно важное значение придается планированию в нашем хозяйстве, и просчетам в плане приписываются все испытываемые нами затруднения. В действительности эти трудности нельзя вывести из одних только ошибок «бюрократического аппарата», как сказано в «Заметках экономиста». Они связаны с условиями нашего роста и являются трудностями этого роста, а также трудностями классовой борьбы, которой не замечает Бухарин. Недиалектично ставит Бухарин вопрос о плане и рыночной стихии. То и другое существует, но надо было не ограничиться одним констатированием «несвязных» между собою явлений, а показать переход от рыночной стихии к планированию, надо было предусмотреть борьбу за план. Так же недиалектична постановка проблемы современного капитализма. Бухарин совершенно не увязывает сосуществования двух сторон монополистического капитализма, как это делал Ленин, монополий и конкуренции, внутри капиталистических стран.

Голой абстракцией отличается сопоставление у Бухарина товарного хозяйства и «чистого империализма», о чем так упорно спорил он с Лениным. Интересно одно замечание Ленина на полях брошюры Бухарина «Экономика переходного периода», которое характеризует разные подходы Ленина и Бухарина к современным проблемам монополистического капитализма. В том месте, где Бухарин писал: «Финансовый капитал уничтожил анархию производства внутри крупных капиталистических стран», Ленин подчеркнул слово «уничтожил» и, написал сбоку: «не уничтожил»{2}. Недиалектично ставил Бухарин вопрос о госкапитализме в Советской России. Он спорил с Лениным о самой возможности госкапитализма у нас и подчеркивал неправильность самого термина государственного капитализма при системе диктатуры пролетариата. Ленин неоднократно пытался объяснить т. Бухарину, но безнадежно, все различие постановки вопроса о госкапитализме в буржуазных странах и в стране пролетарской диктатуры. Механически перенося все черты госкапитализма буржуазных стран в Советскую страну, Бухарин вполне последовательно должен был оспаривать самую возможность госкапитализма у нас. Тот же недиалектический подход к современным проблемам обнаруживает Бухарин и в оценке нэпа, когда он как бы застыл на первоначальной стадии нэпа. Жизнь пошла далеко вперед с того времени, когда основной формой нэпа был товарооборот или когда кооперативное строительство шло главным образом по линии снабженческой и сбытовой кооперации. Настаивая на прежних формах нэпа, Бухарин повторяет лозунги пройденных этапов.
Длинная цепь оппортунистических шатаний характеризует историческое прошлое Бухарина. Расхождения с Лениным начались у него еще в империалистическую войну. Вместе с т. Пятаковым он тогда образовал особую группу, названную божийской по месту жительства Бухарина, который вместе с примыкавшими к нему тогда Е. Розмирович и Н. Крыленко жил тогда в Божи. Между этой группой и редакцией ЦО «Социал-демократ» шла оживленная полемика по ряду современных проблем, относящихся к вопросу о привлечении демократических элементов к борющемуся за власть пролетариату. Спорными пунктами были национальный вопрос, вопрос о программе-минимум и вопрос о государстве. По всем этим вопросам особенно резкую позицию занимал т. Бухарин, и по поводу его тезисов Ленин писал, что в них нет «ни грана марксизма, ни грана логики кроме логики «империалистического экономизма»{3}.

Но национальному вопросу т. Бухарин держался взглядов Розы Люксембург, отрицавшей лозунг национального самоопределения и важность национальной проблемы для борющегося пролетариата. Сторонниками этих взглядов отвергалась целесообразность программы-минимум, равно как отмечалась «неосуществимость» демократических требований при империализме. По вопросу о государстве т. Бухарин сбивался на анархическую позицию отрицания его роли и значения в переходную эпоху. В письмах к Шляпникову Ленин дает такую общую характеристику взглядов Бухарина и особенностей его позиции: «Ник. Ив., занимающийся экономист, и в этом мы его всегда поддерживали. Но он (1) доверчив к сплетням и (2) в политике дьявольски неустойчив. Война толкнула его к идеям полуанархическим. На совещании, вынесшем бернские резолюции (весна 1915 г.), он дал тезисы (у меня есть!) — верх нелепости; срам; полуанархизм»{4}.
В период от Февраля к Октябрю т. Бухарин выставил особую схему движущих сил революции, и колебания его вращаются в той же области использования демократических резервов революции. Спор шел о роли и участии крестьянства в развертывающейся революции. На VI съезде партии он возражает против ленинских лозунгов и оценки перспектив революции, защищаемых т. Сталиным, и выдвигает установку по существу троцкистского характера: «Новый подъем революции я мыслю в двух сменяющихся фазисах: первый фазис — с участием крестьянства, стремящегося получить землю; второй фазис — после отпадения насыщенного крестьянства, фазис пролетарской революции, когда российский пролетариат поддержат только пролетарские элементы и пролетариат Западной Европы…»{5}. Тов. Сталин резко критиковал позицию т. Бухарина, назвав ее «игрушечной схемой», и показал, что в ней не увязаны концы с концами, поскольку Бухарин разрозненно ставит вопрос о двух этапах революции, и неизвестно даже, против кого направлен у него второй этап.

Недооценка роли крестьянства в революции присуща была Бухарину, пока он не стал впадать в противоположную крайность, превратившись в «крестьянского философа». Примерно с 1925 г. начинается новая полоса шатаний т. Бухарина, принимающих откровение правый характер. «Левый» коммунист в прошлом Бухарин выступает с целой системой открыто оппортунистических взглядов, связанных с политикой «врастания кулака в социализм». Ко времени XV съезда партии т. Бухарин делает опять «левый» поворот, правда, на весьма непродолжительный срок. Он выбрасывает теперь лозунг «форсированного наступления на кулака». Лозунг этот стал мишенью для нападок со стороны троцкистов, которые использовали его в своих атаках на партию. Троцкисты подчеркивали в своих выступлениях, что раз партия вынуждена теперь обратиться к методам форсированного наступления, то очевидно только потому, что в предшествующий период вовсе не велась борьба с кулаком, и оппозиция была будто бы права в своих обвинениях партии в политике соглашения с кулачеством. Выставление такого лозунга было ошибкой со стороны т. Бухарина и косвенно помогало оппозиции в борьбе против линии партии. Сам-то т. Бухарин политику «форсированного наступления на капиталистические элементы, на кулацкие элементы в первую очередь» выводил из новых условий, новой расстановки сил, когда мы можем «успешно начать более солидный нажим… на кулака»{6}. Из такой постановки вопроса можно было сделать один вывод, по существу глубоко неправильный, что партией до сих пор не велась будто бы систематическая политика ограничения и вытеснения капиталистических элементов. Косвенно подтверждалась таким образом точка зрения троцкистов на политику XIV партконференции и XIV партсъезда как на политику уступок кулаку. Лозунг «форсированного наступления па кулака», лозунг усиленного наступления на кулачество в бухаринской установке не был принят на XV съезде партии, и т. Молотов вскрыл на съезде пустоту и бессодержательность этого лозунга. «Когда теперь говорят о «форсированном наступлении» на кулака, капиталистические элементы деревни и т. п , то мне кажется, что этой формулой ничего нового не говорят. Нет более решительного, более форсированного наступления на капиталистические элементы, чем рост строительства социализма… Вопрос не в том, нужно ли «форсированное наступление на кулака» и т. п . Вопрос теперь в том, как наступать, что взять сейчас за основной рычаг в этом наступлении на капиталистические элементы деревни. В этом теперь заключается главное, в этом заключается основное. В ответ на этот вопрос партия должна сейчас сказать свое новое слово»{7}.

Тов. Бухарин и не дал и не мог понять этого нового слова. Он и не давал ответа, как вести наступление на кулачество, и не видел конкретных путей проведения новой политики. Вот почему он отрицал быстрый темп индустриализации, коллективизацию сельского хозяйства и новые формы смычки как методы наступления на кулака. Бухаринская политика «форсированного наступления на кулачество» была по существу лишь одной декламацией, льющей притом воду на мельницу троцкизма. Поэтому так легко и быстро вновь переметнулся т. Бухарин от «левого» лозунга «форсированного наступления на кулака» к своему старому лозунгу «врастания кулака в социализм». Такие же резкие колебания обнаруживал он и в национальном вопросе. От полного или частичного отрицания права национального самоопределения он приходит к усиленному подчеркиванию значения национального вопроса на XII съезде{8}. Не случайно его тогда поддерживают грузинские уклонисты.
Появившаяся в начале 1920 г. книга т. Бухарина «Экономика переходного периода» представляет собою столь яркие отклонения по вопросам теории и практики марксизма, что по справедливости должна быть признана образцом бухаринской методологии. Книга подверглась тщательному просмотру Владимира Ильича. В институте Ленина сохранился экземпляр «Экономики переходного периода» с пометками, подчеркиваниями, корректурными исправлениями в тексте со стороны Ленина и, что особенно важно, с его многочисленными замечаниями на полях и в конце книги. Замечания охватывают все основные вопросы, затронутые книгой, и уже одна численность их (216 замечаний в общей сложности) указывает как на тщательность просмотра, так и на своеобразие установки Бухарина в основных принципиальных вопросах.

Главный недостаток книги — в ее так называемой «социологической» схоластике, по определению Ленина, «игре понятий», выдаваемой за «социологию». Как в этой работе, так и в последующих Бухарин не порвал связей с богдановской идеологией, которой в прежние годы серьезно увлекался. «Моя богдановская Begrifscholaslik{9} есть главный враг мой», — таким образом характеризует Ленин отступления Бухарина от основ диалектики. Эта идеологическая зависимость проявляется, прежде всего, в усвоении терминологии Богданова, в «наивном, почти по-детски наивном заимствовании терминов», терминов, «фундированных философией идеализма и эклектизма». «Поэтому очень часто, — продолжает свою общую рецензию Ленин, — слишком часто автор впадает в противоречащий диалектическому материализму (т. е. марксизму) схоластицизм терминов (агностический, юмовско-кантовский, по философским основам) и идеализм («логика», «точка зрения» и т. п. вне сознания их производности от материи, от объективной действительности) и т. п.»{10}

Вычурная терминология заменяет у Бухарина человеческий «марксистский язык». «Маркс говорил проще (без выкрутас с «терминами» и «системами» и социологиями) и говорил верное об обобществлении verball-hor nt. Автор дает ценные новые факты, но ухудшает теорию Маркса «социологической схоластикой»{11}. Эта терминология заменяет диалектику, определенный марксистский анализ экономических категорий и классовой динамики. «диалектическая точка зрения есть лишь одна из многих равноправных точек зрения для автора, испорченного эклектизмом Богданова», — так заявляет Ленин о «диалектике» Бухарина{12}. В положениях, выдвигаемых Бухариным, отсутствует диалектическое отношение теории к практике. Беспрерывно нарушаются принципы диалектики, и «нарушение диалектического материализма состоит (у него. — М. Г.) в логическом (не материальном) скачке через несколько конкретных стадий»{13}. Уже сама по себе богдановская терминология, замазывая объективную сущность явлений, порождает, по определению Ленина, солипсизм и субъективизм.

Слепое подражание богдановским терминам, заключает Ленин, на деле означает усвоение не одних «терминов», но и философских ошибок. Идеализм и эклектизм полностью выступают у Бухарина при рассмотрении самих проблем теории и практики переходного периода. Теоретические «неверности», оппортунистические шатания проявляются у него, прежде всего, в определении общества, классов и самой классовой борьбы. Характерно для «левого» коммуниста Бухарина затушевывание классовой борьбы, выхолащивание классовой сущности в самом определении класса и общества, вызывающие резкую отповедь со стороны Ленина. Своим затушевыванием социалистической «тенденции» пролетариата, которую он заменяет «организующей», он доходит, по определению Ленина, до луиблановщины в вопросах классовой борьбы.
Отмечая неверное разграничение у Бухарина понятий классовых от социальных, Ленин раскрывает настоящую причину со стороны Бухарина подобного разграничения понятии одного и того же порядка — «забыл классовую борьбу»{14}. Ленин приводит и другие весьма характерные случаи забывчивости Бухарина в вопросах классовой борьбы.

Такой же оппортунизм обнаруживается Бухариным в определении экономических категорий. Во всех положениях его, сюда относящихся, нет конкретной экономической сути. Богдановская терминология вызывает увлечение богдановской технологией. «Организационная тарабарщина» связана у него с особым культивированием «организационных форм» капитализма. Вслед за Богдановым Бухарин рассматривает экономические явления лишь со стороны технической, под углом зрения и роли в техническом процессе, отрываясь от общественной стороны производства. У него, как и у Богданова, мы видим отожествление производительных сил с техникой. Искусственно и теоретически неверно положение у него о равновесии экономических явлений как о каком-то непререкаемом «экономическом законе». «Теория равновесия» является по существу фикцией, так как в действительности может идти речь лишь о «необходимости известной пропорциональности» распределения труда между отдельными отраслями. Эта точка зрения равновесия общественного производства играет доминирующую роль, как известно, и в современных «Заметках экономиста». Бухарин отстаивает эту теорию, и теперь — до последних дней полного отказа от «Заметок экономиста» мы от него не имеем, хотя Ленин еще в 1920 г. писал про «теорию равновесия», что она «приоткрывает дверь философским шатаниям в сторону от материализма к идеализму»{15}. Безотносительно к общественному строю производства рассматривает Бухарин такую экономическую категорию, как прибавочную ценность{16}, и допускает тенденцию превращения ее в прибавочный продукт в условиях капиталистического хозяйства. Шаблон, механистический подход преобладают в большинстве определений Бухарина. Капиталистические производственные отношения существуют будто бы во всем мире. Такой же характер имеет исключительное признание государственно-капиталистических трестов как единственных субъектов хозяйства. Современный государственный капитализм рассматривается им как организованный капитализм. Вполне «последовательно» отсюда заявление Бухарина об уничтожении анархии производства внутри крупных капиталистических стран.
Теория «чистого империализма» соединяется у Бухарина с выхолащиванием самой сущности финансового капитализма, у него улетучиваются роль и значение монополии в современном капитализме. Вместо конкуренции Бухарин выставляет силу, силовой метод давления как основную пружину мировой системы капитализма. Отсюда уже недалеко до другого вывода, связанного со смешением понятий «кризис» и «война». Война выступает у него как нормальный кризис капиталистической системы, как основной метод конкуренции, заменяющий собою конкурентную борьбу домонополистического капитализма со свободной конкуренцией. Отожествление кризиса с войной ведет Бухарина к современным теоретическим ошибкам, когда он все противоречия капиталистического хозяйства сводит лишь к внешним противоречиям между капиталистическими государствами, к военным конфликтам. Как и в прежние годы, эта «теория чистого империализма» приводит его к отрицанию различных типов войн, существующих при империализме. Шаблонный подход проявляется в отрицании им существования национальных государств в эпоху капитализма. «Так называемое “национальное государство”, уже в довоенный период, заявляет он, — было чистейшей фикцией»{17}.

Та же искусственность, отсутствие конкретного экономического и политического анализа выявляется в положениях о крахе мировой капиталистической системы и об условиях революционного кризиса. Крах мировой системы начался будто бы с «наиболее слабых народнохозяйственных систем», сама же «скорость наступления революции обратно пропорциональна зрелости капиталистических отношений и высоте типа революции». Ленин возражает против такой упрощенной схемы краха капитализма и пишет на полях: «Неверно: с средне-слабых. Без известной высоты капитализма у нас бы ничего не вышло»{18}. Точно так же Ленин выступает против положения, будто революционный процесс начинается с низших по своему уровню отдельных систем мирового хозяйства, и вместо «обратной пропорциональности» Предлагает высказываться «не прямо пропорционально». Переходная экономика изображается Бухариным также без экономического анализа. Процесс отмирания экономических категорий в переходный период в бухаринской схеме вызывает возражения у Ленина по всем пунктам. В «Экономике переходного периода» мы встречаемся уже с перерастанием закона стоимости в пресловутый «закон трудовых затрат», а также с перерастанием товара просто в продукт. Диктатура пролетариата слабо выявляется в «Экономике переходного периода» и далеко недостаточно подчеркивается, что рабочий класс является «господствующим классом». Затушевывается также завоевание государственной власти пролетариатом. Неверно представлен процесс ликвидации пролетарской диктатуры, и Бухарин смешивает процесс утверждения власти рабочего класса непосредственно в результате революции с процессом уничтожения классовых различий и классовой борьбы в результате переходного периода. Этот процесс протекает по схеме Бухарина не в форме уничтожения классов в процессе классовой борьбы, а путем естественного уменьшения «разницы между пролетариатом и всей совокупностью общественных работников». Такого рода смешением «процесса рождения» человека с «процессом смерти», по выражению Ленина, затушевываются основные противоречия, с которыми связано развитие переходной экономики.

Весьма показательно, что Бухарин смазывает вопрос об обострении классовой борьбы даже в период военного коммунизма, когда шла жестокая, открытая борьба кулачества против советской власти. Касаясь сопротивления кулацких элементов диктатуре пролетариата в ту эпоху, он говорит только о более или менее внушительном отпоре кулацкой Вандее. Ленин подчеркивает на полях: «самой внушительной, а не более или менее»{19}. Оппортунизм проявляется в недооценке борьбы с рынком и рыночной стихией. В противоположность Бухарину Ленин подчеркивает, что рынок и товарное хозяйство и в переходную эпоху не являются только внешней оболочкой и выступают не только на поверхности и не только в виде «явлений», но имеют важное экономическое значение, поскольку рыночные отношения ведут за собою развитие капиталистических отношений. Таким образом основные отступления от марксизма, с особой силой выявившиеся в современной правооппортунистической позиции Бухарина, нашли довольно яркое свое выражение уже в «Экономике переходного периода». Резкая отповедь, данная Бухарину Лениным, указавшим теоретические корни шатаний Бухарина, пытавшегося эклектически объединить марксизм с богдановской схоластикой, прошла бесследно для него, и по-прежнему для Бухарина диалектика осталась за пределами досягаемости.
В своих спорах с Лениным Бухарин держался обычно вызывающей тактики, а от некоторых своих ошибок не отказался вовсе. На литературном совещании при ЦК в феврале 1925 г. Бухарин заявил: «По двум вопросам из всех тех, по которым я спорил с В.И., я не согласен с ним до сих пор, — это по вопросу о пролетарской культуре и по вопросу о государственном капитализме»{20}. Когда эта цитата из его речи, напечатанная в «Красной нови», послужила предметом обсуждения на XIV съезде, Бухарин опять подтверждает, что у него были разногласия с Лениным и что он «от цитаты из «Красной нови» не отрекается»{21}.

Касаясь этого заявления Бухарина тогда же, на съезде, т. Сталин считал его простым недоразумением, — настолько невероятным казалось в то время противопоставление Бухарина Ленину. «Если он теперь, в 1925 г., в мае, — говорит Сталин на XIV съезде партии, — повторяет, что он имеет разногласия с Лениным по вопросу о госкапитализме, то я полагаю, что это простое недоразумение. Либо он должен от этого заявления отказаться прямо, либо — это недоразумение, потому что та линия, которую он защищает теперь по вопросу о природе госпромышленности, есть линия Ленина. Нe Ленин пришел к Бухарину, а наоборот — Бухарин пришел к Ленину. И именно поэтому мы стоим и будем стоять за Бухарина»{22}.
Бухарин однако не послушался этого дружеского совета т. Сталина. Он вскоре, например, пускает версию в печати, что Ленин признавал свои ошибки в споре с ним о природе государства. Тов. Марецкий, один из учеников бухаринской школы молодых, помещает в «Советской энциклопедии» восторженную статью о Бухарине, где со свойственной ему развязностью не только утверждает о «смешивании» вопросов у Ленина — вопроса о взрыве государства с вопросом об отмирании государства, но еще подчеркивает, что как раз именно работы Бухарина побудили Владимира Ильича взяться за капитальную разработку марксистской теории о государстве{23}.

Из оппортунистических шатаний в прошлом других активных правых отметим, кроме освещенных уже в ходе изложения шатаний тт. Рыкова и Томского, колебания еще т. Фрумкина. Шатания Фрумкина на X съезде партии очень характерны для нынешней его линии. На этом съезде он выступал против Ленина с речью и особой резолюцией о переходе с продразверстки на продналог. Резолюция его потерпела полное фиаско. Постановка вопроса у т. Фрумкина была как будто «левая». Oн, возражая против ленинского предложения о срочном переходе к продналогу, был в сущности против самого перехода. Гарантию в сборе хлеба он видел только в методах военного коммунизма. Самый нэп Фрумкин понимал лишь как средство усиления кулачества. «Левая» позиция Фрумкина очень непоследовательна. Вместо борьбы с кулаками он предлагал ряд мер, чтобы предупреждать их наступление. В своем проекте резолюции он обнаруживал неклассовый подход к отдельным слоям деревни и устранял, например, ленинское предложение об освобождении от налога беднейших крестьян. уже тогда он обнаруживал узкое делячество и противопоставлял политическим мотивам чисто продовольственные. Характерен испуг его перед кулаками, которые приведут-де страну в безнадежное положение. «В случае немедленного перехода к продналогу, — пророчествовал Фрумкин, — не только Москва, а и Кавказ 20 апреля будут голодать»{24}. Самый вопрос о переходе к новым способам извлечения излишков он рассматривал как «вопрос нашего дальнейшего существования». Как в 1921 г., так и в 1929 г. жизнь зло посмеялась над паническими пророчествами Фрумкина и прочих маловеров.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Стенограмма июльского пленума ЦК 1926 г., вы п. IV, стр. 66. Цитировано по брошюре т. Сталина. О правом уклоне в ВКП(б), Гиз, стр. 63. Подчеркнуто т. Сталиным.

2.«Ленинский сборник» XI, стр. З50 . Курсив Ленина.

3.В.И.Ленин, О рождающемся направлении «империалистического экономизма», «Большевик» No 15 за 1929 г.
4.Письма Ленина к Шляпникову, «Пролетарская революция» No 7 (90) за 1929 г. , стр. 119.
5.Стенотчет VI съезда партии, стр. 139.

6.Бухарин, В защиту пролетарской диктатуры, стр. 215. Курсив Бухарина.

7.Бюллетень съезда No 27, стр. 39. Цитировано по журналу МК ВКП(б) «Пропагандист» No 4, 3-й год изд.
8.Об этом см. ниже.

9.Схоластика понятий (игра с понятиями), «Ленинский сборник» XI, стр. 363.
10.«Ленинский сборник» XI, стр. 400 и 401. Курсив Ленина.
11.Там же, стр. 356.
12.Там же, стр. 387.
13.Там же стр. 399. Курсив Ленина.

14.«Ленинский сборник» XI, стр. 368.

15.«Ленинский сборник» XI, стр. 385 . Курсив Ленина.
16.Прибавочная ценность — прибавочная стоимость.

17.Н. Бухарин, Экономика переходного периода, Гиз, 1920 г. , стр. 155.
18.«Ленинский сборник» XI, стр. 397 и 398. Курсив Ленина.

19.«Ленинский сборник» XI, стр. 395.
20.«Красная новь», 1925 г., май (кн. IV), стр. 265 .
21.Стенотчет XIV съезда партии, стр. 145.

22.И.В.Сталин, Об оппозиции. Речи и статьи, стр. 212.
23.Большая советская энциклопедия, 1-е изд., т . VIII, стр. 278.

8.ОППОРТУНИЗМ НА ПРАКТИКЕ

Партия объявила беспощадную борьбу с правым уклоном и примиренчеством к нему, учитывая не только теоретические ошибки отдельных лидеров, но и легкую возможность распространения оппортунистических настроений в связи с ростом хозяйственных затруднений и обострением классовой борьбы. Рядом с широкой разъяснительной кампанией по разоблачению теоретических ошибок, что было в значительной степени облегчено открытым признанием лидерами своих прежних ошибок, все время партией велась усиленная борьба на практике с правым уклоном. На местах оппортунизм имеет довольно широкое применение на практике и оказывает жестокое сопротивление осуществлению генеральной линии партии. Оппортунизм на практике, как и в теории, выражается, прежде всего, в сдаче классовых позиций классовому врагу, но в разных ячейках разнообразны формы проявления его. В советских ячейках он выражается в форме смычки членов партии с частником или вредителем. Таково, например, астраханское дело, связанное с разложением целой организации, в которой был принят особый курс на «здорового частника». Астраханское дело не единично. Подобные же дела в 1928–1929 гг. раскрывались беспрерывно. Впоследствии этих дел становилось все меньше, чем сильнее была борьба с правым уклоном и чем шире развертывалась самокритика в партийных организациях.

Смычка с классовым врагом в советских ячейках проявляется в зажиме самокритики, росте бюрократизма, проявлении семейственности, круговой поруке членов ячейки и сотрудников учреждения. Особенно ярко проявился, например, оппортунизм на практике Наркомзема в Белоруссии, где в течение ряда лет поддерживались кулацкие хозяйства, исключительно насаждались индивидуальные хозяйства, а коллективизация сельского хозяйства встречала всяческий отпор. Известны также проволочки и задержки в кредитовании колхозов, проведении кредитов на практике центральными и местными органами Наркомфина. ячейки Госбанка, Наркомфина представляли собой одно время яркий пример разлагающего влияния смычки с чуждым элементом. Необходимо при этом учесть влияние буржуазных специалистов или «советских» меньшевиков на коммунистов, работавших вместе с ними в госаппарате. Как это показали процессы «Промпартии» и меньшевиков-интервенционистов, буржуазные специалисты и «советские» меньшевики усердно занимались и не безуспешно, по их определению, «обволакиванием» коммунистов. Всяческими способами добиваясь и часто достигая доверия у членов партии, они втягивали их в явно преступные предприятия против советской власти или во всяком случае в такие сделки, которые скрыто приносили вред социалистическому строительству. Контрреволюционная работа классового врага и его агентов вносила большое разложение в ряды членов партии. Правый уклон проявляется на практике нередко и в рабочих ячейках, в особенности в тех, в которых много пришлых рабочих из деревни и вообще отсталых элементов в рабочем классе. Отсталые слои рабочих туго воспринимают трудовую дисциплину, мало втягиваются в социалистическое соревнование. Прогулы, разгильдяйство, антисемитизм и другие нездоровые явления находят себе почву в подобных ячейках. Не случайно так рьяно недавно еще возражал т. Угланов против борьбы с отсталыми цеховыми настроениями отдельных рабочих слоев — ведь именно правый уклон является рупором их настроений.
Особенно упорна должна быть борьба с оппортунизмом в деревне. В ряде районов наблюдалась еще в недавнее время смычка с кулаками целых деревенских ячеек или во всяком случае отдельных членов партии. известно, с какой медлительностью деревенские коммунисты втягивались, а кое-где и в настоящее время втягиваются в колхозы и коммуны. Бывали случаи отказа с их стороны сдавать хлеб государству или случаи задержки хлеба до весны, когда ожидалось повышение цен, и т.д..

Оппортунизм на практике тем опаснее, чем незаметнее для себя поддаются влиянию мелкобуржуазной стихии коммунисты, в особенности в деревенских ячейках. даже в тех местах, где велась обостренная классовая борьба, можно было недавно слышать заверения от некоторых ячеек, что у них «классовой борьбы не замечается» или что-де «кулак кулаку рознь», «есть кулак политический и есть кулак экономический» и т. д. Со стороны отдельных работников, не желающих видеть кулака или действительно не видящих его, можно слышать заявления такого рода, что в иx районах «кулака нет», что «он был, да весь вышел», что «весь хлеб у бедноты» и т. д.{1} Кулаки между тем входили в колхозы и вели там свою подрывную работу. Даже в районах сплошной коллективизации кулаки проникали иногда в правления колхозов и кооперации. Нередко деревенские ячейки не разбирались и далеко не всюду еще разбираются в опасности кулацкого влияния и шли поэтому на поводу у кулаков. Поворот в политике партии — от политики ограничения и вытеснения кулачества к политике ликвидации кулачества как класса, на основе сплошной коллективизации — требует твердой большевистской установки самих деревенских ячеек и полного освобождения их от проявлений оппортунизма в какой бы то ни было форме. В действительности оппортунизм далеко не изжит в деревенских ячейках и лишь медленно изживается. Неоднократно мы встречали в них случаи нейтральности или саботирования политики партии в отношении раскулачивания в районах сплошной коллективизации. Подкулачники с партбилетом задерживали ликвидацию кулачества своей нерешительностью, а тогда прямым пособничеством кулачеству. Дело доходило до кредитования кулаков, не говоря уже про запаздывание раскулачивания в районах сплошной коллективизации. Благодаря такой политике, снисходительной к кулакам, последним удавалось одержать даже известный успех на некоторое время, как например, в некоторых районах в Средневолжском крае. им удалось осуществить массовую ликвидацию скота или оказать влияние на медленное и слабое проведение сбора общественных семфондов.

Подкулацкая идеология захватывала иногда целые ячейки, которые противодействовали изгнанию кулаков из колхозов или коммун и всячески срывали политику партии в отношении кулачества. Имели место далее организованные выступления партийцев в защиту кулачества, как, например, со стороны членов бюро Звенигородского райкома, которые открыто выступили против политики ликвидации кулачества как класса и заявили, что не согласны изгонять кулаков из колхозов. Еще не изжиты колебания среди партийцев — и далеко не только в деревенских ячейках — в вопросах о судьбах и перспективах раскулаченных кулаков. Неоднократно раздавались голоса, да еще кое-где можно слышать и в настоящее время, что раскулаченный кулак опасен только в месте своего постоянного жительства. Вне района своего раскулачивания прежний кулак становится будто уже вполне безопасным и может быть принят в колхоз.
Наибольшую опасность представляют извращения на практике правооппортунистического характера. Заявления правых оппортунистов об отсутствии в их районах кулаков обычно связаны с нежеланием вести борьбу с кулачеством, что и выражается в таких тенденциях, как «кулак сам по себе, а мы сами по себе»{2}. Нечего говорить, как оппортунистичны все эти расчеты и надежды на изменение кулацкой идеологии у кулака с переменой места жительства. Допущенный в колхоз раскулаченный кулак будет несомненно продолжать подрывную работу изнутри. Кулак не ограничивается одной агитацией против колхозов и вообще коллективизации деревни. Он сам или его агенты вели и ведут открытую, непримиримую борьбу против колхозов и совхозов. Не ограничиваясь бешеной агитацией против колхозов, кулаки отравляют воду в колодцах колхозов, убивают обобществленный скот, убивают активистов-колхозников и не останавливаются ни перед какими средствами в борьбе против коллективизации, стирающей их самих с лица земли. Кулакам и подкулачникам не может быть места в колхозах, не может быть места вообще и в районах сплошной коллективизации. В связи с извращением линии партии в колхозном движении{3} усилился правый оппортунизм на практике, который получил теперь в некоторых местах новые оттенки и выражается в особых формах.

Вместе с ростом сопротивления отживающих классов усиливается оппортунизм на практике, причем рядом с широко развитым правым оппортунизмом активно проявляет себя и «левый» оппортунизм. Наиболее частыми формами выражения правого оппортунизма на предприятиях, на транспорте, в учреждениях являются: нежелание по-большевистски развить высокие, но вполне реальные темпы, использовать внутренние ресурсы (механизмы, сырье), неуменье и нежелание возглавить соцсоревнование и ударничество, борьбу за встречный промфинплан, недостаточно энергичная борьба за поднятие производительности труда, за осуществление рабочих предложений, за рационализацию, недостаточно четкая борьба с классово враждебными элементами, проникающими на предприятия или транспорт, и т. д . «Левые» заскоки выражаются в подмене массовой политической работы среди старых и особенно новых кадров рабочих приказами, в подмене единоначалия коллегиальностью, нагромождением всякого рода штабов и т. д.. Вместо организованной и упорной борьбы за рационализацию работы на предприятиях или в учреждениях «левые» загибщики стремятся осуществить промфинплан путем систематического отказа рабочих от выходных дней, удлинения рабочего дня и т. д. На местах мы встречаем два уклона в оценке современного этапа классовой борьбы: правооппортунистическую недооценку сил и возможностей кулачества в нашей деревне, выражающуюся в заявлениях например о полном разгроме кулачества, и «лево»-оппортунистическую панику «леваков», недооценивающих успехи и рост социализма в деревне и, в противоположность правому уклону, переоценивающих в современных условиях силу кулачества.
Словесные заявления подтверждаются практикой, выражающейся в недостаточном проведении индивидуального обложения кулаков, в явном попустительстве кулакам и зажиточным крестьянам в отношении выполнения сдачи хлеба по твердым заданиям. В целом ряде районов осенью 1930 г. наблюдался факт значительного отставания индивидуального сектора, в том числе кулацких и зажиточных хозяйств, сравнительно с колхозами в отношении выполнения хлебозаготовок и прочих заданий государства, что могло иметь место только благодаря явному или косвенному попустительству со стороны отдельных советских организаций на местах, в которых привился правый оппортунизм.

«Лево»-оппортунистическая практика выражалась в попытках подменить массовую работу по укреплению союза пролетариата и бедноты с середняком простым администрированием и командованием над трудящимися массами крестьянства. Если зимой 1929 г. и весной 1930 г. это выражалось в нарушении марксистско-ленинских принципов добровольности в колхозном движении, то в настоящее время это выражается в попытках перескочить через контрольные цифры темпов коллективизации, намеченных для отдельных районов декабрьским пленумом ЦК, как это имело место кое-где в отдельных районах и во вторую большевистскую посевную весеннюю кампанию (в 1931 г.) Такое администрирование является в сущности результатом переоценки силы и мощи кулачества, неверия в великий перелом в деревне, в поворот основных трудящихся масс крестьянства в сторону социализма. Широкое применение оппортунизм на практике имеет до сего времени как в советских учреждениях, так и в хозяйственных, кооперативных организациях. Наиболее конкретная форма его проявления — ставка на самотек, расчеты на выполнение самотеком генеральной линии партии вместо активной борьбы за нее. И не только отдельные коммунисты, но иногда и партийные организации не принимают достаточно энергичных мер для выполнения хозяйственных планов и своими расчетами на самотек срывают промфинплан, а затем им остается только ссылаться на объективные причины срывов промфинплана.
Всякого рода подобные ссылки являются лишь худшей аттестацией для самих организаций или отдельных хозяйственников. Безусловное выполнение планов строительства служит важнейшей проверкой политической линии партийных организаций. В своем обращении от 3 сентября 1930 г. ЦК заявляет: «Признание на словах генеральной линии партии и непринятие на деле самых решительных и своевременных мер по мобилизации всего рабочего класса для выполнения этой хозяйственной программы недостойно большевиков и представляет собою худший вид оппортунизма на практике».

Оппортунизм на практике сплошь и рядом оказывает явное содействие вредительству. Факты вредительства и самые признания вредителей удостоверяют о вольном или невольном облегчении работы вредителей со стороны многих оппортунистически настроенных коммунистов. Оппортунисты передоверяют свои права специалистам, не знают и не обучаются технике дела, не вникают в суть производства. Неоднократно оппортунисты оказывались в роли штемпелюющих бюрократов: вредители подсовывают свои планы, а коммунисты механически подписывают их. Борьба с идеологией правого или «левого» оппортунизма невозможна без преодоления оппортунизма на практике. Обстановка обостренной классовой борьбы требует беспощадной борьбы с оппортунизмом и с примиренчеством к нему в теории и на практике.

9.«ЛЕВЫЕ» ЗАГИБЫ

Резко обостренная классовая борьба, происходящая на новом этапе, связанная с социалистической реконструкцией промышленности и сельского хозяйства, со сплошной коллективизацией и ликвидацией кулачества как класса на ее базе, не могла не вызвать оживления антипартийных группировок и оттенков течений, усиления их наступления против генеральной линии партии. Рядом с правым уклоном как главной опасностью на новом этапе мы наблюдаем оживление и «левых» оппортунистических течений, которые усиливаются с ростом сопротивления капиталистических элементов города и деревни. «Левый» уклон на новом этапе проявляется в известных рецидивах троцкизма и примиренческом отношении к троцкистским настроениям. Проявление «левого» уклона и за последний год партия отмечала в антисередняцких перегибах в колхозном движении. Еще накануне перелома движения бедняцко-середняцких масс в сторону сплошной коллективизации появляются «левые» загибы, не имевшие вначале практического значения, но получившие вполне определенное оформление в отдельных троцкистских или полу-троцкистских элементах в партии, в особенности в комсомольских кругах.
Как упомянуто было выше, после идейного и организационного разгрома троцкизма в партии остались лишь кое-где одинокие выразители упадочных и пораженческих настроений. Но с ростом трудностей социалистического строительства, с ростом классовой борьбы в виде рецидива троцкистских настроений возникают «левые» загибы в теории и на практике.

С такими «левыми» заскоками мы встретились летом 1929 г. в комсомольской печати в статьях Шацкина, Стэна, Ксенофонтова, Кострова и др. В статьях первых двух товарищей мы видим явное сползание по отдельным вопросам на организационные позиции троцкизма, а в статьях всех перечисленных товарищей — сползание и на политические принципы троцкизма. Тов. Шацкин в своей статье с крикливым заголовком «долой партийного обывателя»{1} подменяет борьбу с правым уклоном борьбой с филистерством в партии, с так называемым «политическим болотом». Это болото составляет-де значительную силу, и, по предположениям Шацкина, оно может составить даже большинство в партии и сыграть такую же роль, какую сыграло «болото» в период Великой французской революции.
Подобное значение получает у нас «болото» вследствие терпимости, проявляемой к нему со стороны наших «стратегов». Мало того, — продолжает свои наблюдения т. Шацкин, — все чаще приходится слышать мнение, что ввиду главной опасности настоящего момента — правой опасности — не следует отказываться от содействия в борьбе с ней со стороны политического «болота». «По отношению к «болоту» возможны две линии поведения — решительная борьба или мирное сожительство и даже известный блок…» Намеки т. Шацкина слишком прозрачны. Он говорит, хотя и обиняками, о борьбе нынешнего руководства в партии с правым уклоном в союзе с «болотом». Это — основное положение в статье т. Шацкина, и оно является простым перепевом троцкистских обвинений в «центризме» партийного руководства. В известной нам платформе «большевиков-ленинцев» определенно отмечается три течения в ЦК и партии: «левое» (читай троцкистское), правое и «аппаратно-центристское», т. е. сталинское. И вот т. Шацкин создает довольно замысловатую теорию о партийном обывателе, на которого, мол, и опирается «сталинское» течение в партии. В разряд «обывателей» у него попадают люди, глубоко преданные партии, с подпольным стажем, испытавшие каторгу, ссылку и фронты. Вся вина этих партийцев в том, что они не были подвержены никаким уклонам — ни правым, ни «левым». Это, по мнению т. Шацкина, объясняется тем, что они заражены «микробом идейной трусливости». Эти партийцы наивно заявляют такую «ересь», что, поскольку они соглашаются в основном с генеральной линией, незачем им спорить о частностях. Не ошибаться — таков главный лозунг комобывателя.

В своей характеристике партийного обывателя т. Шацкин явно не увязывает концы с концами. С одной стороны, это партиец, который «не за страх, а за совесть предан революции, рабочему классу, партии. У него нет личной жизни, и он целиком отдается общественной работе». Но т. Шацкин не может простить ему его дисциплинированность, его готовность выполнять партийные решения. Он зло отзывается о нем за то, что «всякое проявление идейной жизни в борьбе внутри партии, в пределах ее генеральной линии он воспринимает как неприличную выходку». И т. Шацкин взводит явный поклеп на преданнейшего члена партии, когда допускает совсем уже низкопробные мотивы его дисциплинированности: «Голосование за партийное решение, против какой-либо оппозиции, он считает своей заслугой, которая должна ему доставить или сохранить чин и почет и прикрыть все его вольные и невольные прегрешения».
Разве такое объяснение мотивов поведения партийцев не является поклепом в духе троцкизма на лучших членов партии и чем такое обвинение отличается от троцкистской клеветы о преобладании в партии партийного чиновничества, законопослушного большинства. Выступление т. Шацкина можно характеризовать как бунт против большевистской партийности, как бунт радикала-интеллигента против организационных принципов большевизма. Под флагом борьбы с обывательщиной т. Шацкин проводит либеральную терпимость к уклонам, примиренчество к ним. Он высмеивает также боязнь комобывателя к совпадению лозунга партии с какой-либо формулировкой оппозиции, между тем такое совпадение вызывается, по мнению т. Шацкина, своеобразием нашего развития на каждом этапе. В действительности такое совпадение если и бывает, то лишь внешне сходно. Лозунги партии соответствуют определенному этапу развития, оппозиционные же формулировки характеризуют беспочвенность и полное несоответствие задачам данного этапа революции. Как ни толковать подобные положения т. Шацкина, а вывод один — не надо бояться оппозиционных лозунгов. Этот вывод и сделал т. Костров, который выставил лозунг «создания широкой массовой организации бедноты в деревне». лозунг этот, ничего общего не имевший с лозунгами партии о работе в деревне, в действительности являлся копированием троцкистского лозунга «союза деревенской бедноты».

Под знаком требования «свободы критики» написана вся статья т. Шацкина. В тесной связи с такой «свободой критики» стоит и недоверие к генеральной линии партии, которым проникнута статья. Этот призыв подвергать все сомнению еще сильнее выражен в статье т. Стэна «Выше коммунистическое знамя марксизма и ленинизма»{2}. В этой статье он предлагает всем комсомольцам проверять генеральную линию партии на личном опыте. «Каждый комсомолец должен на своем опыте прорабатывать серьезно все вопросы и таким путем убеждаться в правильности генеральной линии партии. Только такая убежденность, приобретенная на своем собственном опыте путем самостоятельного продумывания всех основных вопросов, может иметь вес и ударную силу в практической деятельности. Без этого условия практическая деятельность превращается в «службу», в «чиновничье отношение к социалистическому строительству». Уже из этих слов т. Стэна видно, что он, подобно т. Шацкину, заражен скептицизмом в отношении большинства членов партии. Он обвиняет основные партийные кадры в пренебрежении к теории, в «ожирении теоретической мысли». Партия идет будто бы «вслепую», без перспектив, зигзагами. Это требование проверки линии партии на личном опыте очень мало вяжется с установкой партии, которая заранее ставит условием вхождения в нее признание программы партии и не допускает либерального толкования программы со стороны вошедших в партию интеллигентов. Индивидуальный опыт «критически мыслящей личности» есть требование мелкобуржуазной революционности. Троцкистская теория «права на сомнения и колебания», пропагандируемая Шацкиным и К, встретила резкое осуждение на конференции ВлКСМ и в комсомольской и партийной печати.

Прикрытые «левой» фразой большинство положений, выдвигаемых Стэном и Шацкиным, защищается и правыми уклонистами, поскольку последним также важно сеять недоверие к генеральной линии партии. Тов. Бухарин на съезде безбожников призывал например подвергать все сомнению. «Левая» фраза объединяет Шацкина и К0 с правыми уклонистами и в отношении терпимости к уклонам. Мы уже неоднократно подчеркивали, с какой легкостью лозунги «левой» оппозиции усваиваются правой, и наоборот. Не раз отмечали, что причина этого та, что правые и «левые» уклоны являются в разных формах выражением одного и того же оппортунизма, в конечном счете — продуктами влияния мелкобуржуазной стихии на часть пролетариата и отдельные прослойки партии. Выступления «левых» загибщиков против единства партии, проводимые под флагом борьбы с партобывательщиной, ведут к тому же разложению партийных рядов, что и выступления правых уклонистов, и в существе дела направлены против генеральной линии партии, объективно играя на руку кулацким и нэпманским элементам. К тем же результатам привела бы предлагаемая «левыми» Ломинадзе, Шацкиным, Костровым «широкая массовая организация бедноты в деревне». По известной троцкистской схеме эта массовая организация представляется в виде самостоятельных отдельных организаций, с выборными правлениями, с районными и даже окружными, краевыми и республиканскими центрами. Реализованные на практике, подобные организации привели бы точно так же к созданию кулацкого крестьянского союза, как и троцкистские организации «союза деревенской бедноты». «Левые» загибы не получили широкого распространения на первых стадиях нового этапа, тем не менее партия резко реагировала на эти рецидивы троцкистских настроений, на «левые» заскоки тт. Шацкина, Ломинадзе, Стэна, Ксенофонтова, Кострова и других «вождей». В партию возвращались многие бывшие троцкисты, и рецидивы троцкистских настроений могли быть ими легко восприняты.

Когда же мы подошли к решающему этапу социалистической реконструкции сельского хозяйства — к сплошной коллективизации, «левые» загибы получают довольно широкое распространение на практике и становятся реальной опасностью для осуществления генеральной линии партии. В самом начале нового этапа «левые» загибы проявляются в форме «лево-ликвидаторских» предложений об упразднении сельских советов в районах сплошной коллективизации. Советы будто бы здесь уже не нужны и заменяются правлениями колхозов. В действительности советы и в районах сплошной коллективизации выполняют много важных и жизненных функций. На советы возлагаются задачи осуществления максимального производственного кооперирования, а также контроль и всяческое содействие выполнению на практике директив партии о достижении наибольшей товарности продукции колхозов. В колхозах еще не изжиты элементы классовой борьбы, и советы должны стоять на страже интересов батрачества и бедноты. При современных условиях колхозы не могут стать просто самоуправляющимися организациями, но должны работать под постоянным руководством органов пролетарской диктатуры. Пролетарская линия далеко не без борьбы проводится в колхозах, поскольку в них, в особенности в господствующей колхозной форме — сельскохозяйственной артели, еще много членов, не порвавших с мелкособственническими привычками; пролетарское руководство со стороны советов должно выпрямлять классовую линию колхозов в случае ее искривления и сделать колхозы одним из важнейших рычагов пролетарской диктатуры. Советские и партийные организации должны вести неустанную борьбу в колхозах с распределением заработка по едоцкому принципу, широко пропагандируемому кулаками для подрыва колхозов изнутри. В задачи пролетарского руководства входит всячески добиваться перехода на сдельную оплату в трудоднях как главного средства для поднятия производительности труда в колхозах, осуществление на практике хозрасчета, этого важнейшего рычага социалистического строительства, наилучшая организация соцсоревнования и ударничества в колхозах. Поэтому-то партия в наши дни выбросила лозунг максимального укрепления сельских советов для успешной коллективизации и приняла ряд мер к укреплению советов в районах сплошной коллективизации. Осуществленные же на практике троцкистские лозунги «левых» загибщиков привели бы к усилению кулацких элементов на селе и к ослаблению пролетарской диктатуры. «Левые» фразеры пытались далее проводить раскулачивание и вне районов сплошной коллективизации и подобным «забеганием» вперед нарушали основной смысл раскулачивания, которое является лишь составной частью процесса сплошной коллективизацию деревни.

Не говоря уже про извращения партлинии в колхозном движении, московским руководством в январе 1930 г. был допущен «левый» загиб, выразившийся в подмене партийного лозунга о ликвидации кулачества как класса лозунгом ликвидации кулачества и новой буржуазии как класса. Благодаря вмешательству ЦК старое руководство МК ВКП(б) признало свою ошибку. Не было произведено однако разъяснительной работы, и ошибка имела своим последствием ряд вредных извращений на местах. В своей практике коллективизации загибщики подменяли меры убеждения мерами административного характера, проводя коллективизацию через голову бедняцко-середняцких масс. Отрыжки троцкизма проявляются у «левых» загибщиков в попытках перенесения на середняка мероприятий, принимаемых партией против кулака.
Практика «левых» загибщиков в своем развитии привела бы к полному развалу коллективизации, к разрыву союза с середняком, если бы только партией не были своевременно приняты меры к исправлению допущенных ими извращений партлинии в колхозном движении. Улеченные необычайными успехами коллективизации, «левые» загибщики в тех районах или округах, где они имели влияние, не ограничивались нормальным ростом ее, а в погоне за дутыми цифрами стремились искусственно ускорить рост колхозов. Циркулярное творчество администраторов заменяла действительное массовое движение. «Левые» загибщики проводили на практике троцкистское декретирование колхозного движения. Погоня за вздутыми цифрами убивала самую сущность коллективизации как самой верной и реальной формы социалистического переустройства деревни, основанной на началах добровольности. «Левые» нарушали основной ленинский принцип организации колхозов — добровольность — и обращались к принуждению в открытой или замаскированной форме. Они принуждали силой середняцко-бедняцкие массы входить в колхозы под угрозой применения репрессивных мер, употребляемых по отношению к кулакам, как то: «раскулачивания» или лишения избирательных прав. Создавались сплошь и рядом дутые, бумажные колхозы, которые рассыпались при первом появлении собственнических тенденций со стороны крестьян-колхозников. Погоня за цифрами была сногсшибательная. В некоторых районах в несколько недель и даже дней увеличивается число коллективизируемых крестьянских хозяйств с 10 до 90%; не учитывалось при этом разнообразие условий в различных округах и областях. Между тем согласно постановлению ЦК партии о темпах коллективизации, опубликованному в «Правде» еще 6 января 1930 г., надо было избегать проводить всюду одинаковые темпы колхозного движения или осуществлять одинаковые методы колхозного строительства, как например, в наиболее подготовленных зерновых районах или в северных потребительских районах, или в отсталых национальных республиках. и как раз в этих отсталых районах особенно вредно было бюрократическое творчество местных головотяпов, декретировавших сверху колхозное движение вместо предварительной подготовки его. В этих районах особенно были слабы организации бедноты, и недостаточно велась разъяснительная работа с середняком.

Декретирование выражалось и в перепрыгивании через этапы колхозного движения, — обычно организовывали сразу же сельскохозяйственные коммуны, которые являются высшей формой колхозного движения, требующей обобществления всех средств и орудий производства. Но в данных условиях развития именно сельскохозяйственная артель является основным звеном колхозного движения, поскольку она учитывает укоренившиеся привычки мелкого собственника, не отпугивает его от колхоза и позволяет на основе объединения в артель систематически бороться с мелкособственническими тенденциями колхозника — члена артели. Декретируя коммуну, «левые» загибщики проводили принудительное обобществление жилых построек, мелкого скота, домашней птицы, нетоварного молочного скота и т. д . Административная дурь, головотяпство доходили до принятия репрессивных мер не только по отношению к середнякам, но и к бедноте. Середняков нередко относили к кулакам и под видом раскулачивания лишали всех средств и орудий производства, а иногда и последних средств существования. Не учитывая важного еще значения для нас продукции единоличных хозяйств, составляющих во многих местах огромный процент всех крестьянских хозяйств, головотяпы выказывали полное пренебрежительное отношение к нуждам индивидуального бедняцко-середняцкого хозяйства, что приносило особый вред при проведении посевной кампании и при слабости колхозного движения в некоторых районах грозило срывом кампании.

Если середняк частично колебался и прежде в вопросах колхозного строительства, то эти перегибы усилили колебания середняка и во многих случаях повели к массовым выходам из колхозов. В Московской области, например, на 20 февраля 1930 г. мы имели 72% охваченных коллективизацией сельских хозяйств, на 20 марта — только 38,5%, а впоследствии этот процент упал до 8. Антисередняцкие перегибы ставили под угрозу смычку рабочего класса с основными массами крестьянства и вели к развенчанию колхозного движения, к потере доверия части середняков к колхозам.
Троцкистские заскоки «левых» перегибщиков усиливали кулацкое сопротивление коллективизации. Кулак нашел неожиданного союзника в лице «левых» перегибщиков, объективно помогавших ему. В момент обостренной классовой борьбы особенно важна политика изоляции кулачества от остального крестьянства. Принудительная же коллективизация с решительным обобществлением чуть ли не всего имущества середняка помогала кулаку в его агитации против политики партии. Кулак и подчеркивал, что «ликвидируют» не его только, но и середняка. «Левые» загибы в колхозном движении, как и правый уклон, выражают сопротивление отживающих классов, но только в своеобразной форме. Тот и другой уклоны являются мелкобуржуазными уклонами, но правый уклон откровенно представляет интересы кулачества, является кулацкой агентурой в партии. «Левые» загибы выражают стремление нетерпеливой части мелкой буржуазии, «мчащейся» через все этапы к социализму и впадающей в панику при первых трудностях. Незаметно для себя «левые» загибщики оказываются в роли рупора сопротивляющихся кулацко-капиталистических элементов города и деревни, поощряющих «загибщиков» как объективно помогающих им. Не случайно, что такие ярые загибщики в колхозном движении, как Ломинадзе, Шацкин и др., были сторонниками организации союзов бедноты, в скрытом виде несомненно выражавших стремления кулачества. «Левые» загибщики не выставляли своей особой линии против генеральной линии партии, как это делали лидеры правого уклона. Но они пытались выполнять на практике генеральную линию партии неправильными, чисто троцкистскими методами. «”Левые” загибы представляют некоторую, правда, бессознательную попытку возродить у нас традиции троцкизма на практике, возродить троцкистское отношение к среднему крестьянству» (Сталин).

Статья т. Сталина «Головокружение от успехов» и постановление ЦК партии от 15 марта 1930 г. «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении» положили конец дальнейшим извращениям рядом организаций политики партии. Отдельные партийные организации, допустившие перегибы в колхозном движении, по-большевистски открыто признали свои ошибки и стали выправлять свою линию. В первую очередь они усилили работу по организации бедноты, усилили работу с середняками. Вскоре — еще весной 1930 г. мы достигли перелома в настроении середняцких масс, возвращающихся вновь в колхозы. Широкая агитационная кампания партии по разъяснению экономических выгод от вхождения в колхозы сыграла огромную роль в этом повороте. Постановление ЦК о льготах для колхозников послужило также одним из средств для привлечения середняцко-бедняцких масс в колхозы на началах добровольности. Беспощадно борясь с искривлениями партлинии в колхозном движении, давая решительный отпор попыткам кулачества к срыву колхозного движения, мы переносим основное внимание на организационно-хозяйственное укрепление колхозов. XVI съезд партии дал ряд директивных указаний как по борьбесс извращениями партлинии в колхозном движении, так и по установлению марксистско-ленинских принципов колхозного движения. Съезд еще раз подчеркнул, что колхозы могут быть построены только на основе добровольности, на основе правильного ленинского отношения к середняку. Вместе с тем было подтверждено — и эго важно для борьбы с правооппортунистическими теориями самотека в колхозном движении, — что «переход к коллективному земледелию может быть осуществлен, как это неоднократно указывал Ленин, лишь при условии оказания колхозам широкой организационной, материальной, финансовой помощи со стороны Советского государства»{3}.

Генеральная линия партии на коллективизацию сельского хозяйства не может быть выполнена без преодоления сопротивления со стороны «левых» и правых оппортунистов. «Левые» загибы усиливают позиции правых, питают правый уклон в нашей партии. Дискредитация партийного руководства есть та самая элементарная почва, на которой только может в современных условиях разыграться борьба правых и «левых» оппортунистов против партии. «Чтобы бороться с успехом с правым оппортунизмом, надо преодолеть ошибки «левых» оппортунистов. «левые» загибщики являются объективно союзниками правых уклонистов. Такова своеобразная связь между «левым» оппортунизмом и правым уклонизмом» (Сталин). Образование право-«левацкого» блока Сырцова—Ломинадзе полностью оправдало этот анализ т. Сталина. «левыми» и правыми оппортунистами усиленно муссировались разговорчики об «отступлении» партии и давалось ложное, оппортунистическое толкование директив партии об исправлении перегибов в колхозном строительстве. Эти меры вызывают панику и растерянность в рядах «левых» оппортунистов. От «левой» практики многие загибщики перешли к откровенно правой практике. Другие просто бежали от дела коллективизации, заполняя собою ряды дезертиров на трудном этапе социалистического строительства.
Своей растерянностью, свое дезориентировкой «левые» усиливали сопротивление кулаков в борьбе с политикой партии. Под влиянием ошибок «левых» уклонистов правые усилили свои атаки на генеральную линию партии. Пользуясь головотяпством «левых» загибщиков и под их же прикрытием, правые пытались ревизовать главный лозунг партии о ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Правые вместе с «левыми» муссировали слухи о линии «отступления» партии, создали даже теорию об «отступлении», аналогичном будто бы отступлению в 1921 г., при переходе к нэпу. Партия-де от генеральной линии переходит на позиции правых. Правые вместе с «левыми» и в одинаковой степени пытались дискредитировать как линию партии на коллективизацию, так и вообще руководство в партии. Все эти рассказы правых и «левых» оппортунистов являлись сплошным вздором, низкопробной клеветой троцкистского происхождения. Генеральная линия партии оставалась та же самая, и главным лозунгом партии по-прежнему остается ликвидация кулачества как класса в районах сплошной коллективизации. Смело развертывая большевистскую самокритику, проводя изо дня в день борьбу против забегающих вперед и против отстающих, партия по-прежнему продолжает действительное наступление на капиталистические элементы города и деревни.

Накануне XVI съезда партии высокую активность проявляют «левые» уклонисты. Помимо выступлений в ячейках «левые» заскоки проявились и в предсъездовской кампании на страницах «дискуссионного листка» «Правды». Некоторые из «левых» фразеров продекларировали отмену нэпа, который будто несовместим с наступлением на капиталистические элементы по всему фронту. Выявились правые и «левацкие» тенденции, с одной стороны, к «сплошной» ликвидации групп бедноты во всех формах колхозов, с другой стороны, к их сплошной организации при всех условиях. Между тем, как указал т. Яковлев на XVI съезде партии, в этом отношении не должно быть одинакового разрешения вопроса, и в тозах (в простых товариществах по земельной обработке) например на батрацко-бедняцкие группы возлагаются большие задачи: «работа групп бедноты в первичных формах коллективных хозяйств должна быть улучшена и усилена, поскольку, только опираясь на бедноту, можно обеспечить переход простейших объединений на высшую ступень коллективизации». С точки зрения «леваков» все вопросы социалистической перестройки деревни уже разрешены, деревня — это уже сплошное «колхозно-социалистическое плато». Отсюда снимается ими вопрос «кто кого?» и в сельском хозяйстве, снимается вопрос о борьбе за середняка. Вполне понятно, что такие постановки неизбежно ведут на путь новых антисередняцких перегибов, ведут к новым извращениям политики партии, новым затруднениям, а отсюда к укреплению позиции правого уклона. Попытки перескочить через необходимые этапы социалистического развития характерны для «левых» загибщиков, как троцкистов своеобразной формации. Отсюда их предложение ликвидировать советы в районах сплошной коллективизации, попытки административного закрытия рынков, попытки декретировать всеобщую коллективизацию. Такого же характера их заявления, что ленинский вопрос «кто кого?» в сельском хозяйстве уже снят.

«Такое перепрыгивание через этап обостренной классовой борьбы является, по выражению т. Молотова, одним из ярких примеров оппортунистического смазывания классовых задач пролетариата». В недавнее время очередные «левые» загибы проявились в вопросах денежного обращения. Некоторые «леваки» выступали с теорией, что мы пережили уже этап денежного обращения, и в современных условиях развернутого наступления социализма по всему фронту нет будто бы нужды в деньгах и вообще в финансовой системе. «Левая» фраза здесь весьма подозрительно соприкасалась с правой практикой. В ряде мест наблюдалась правооппортунистическая практика недообложения кулака, невыявления доходов капиталистических элементов города и деревни, или попустительство в отношении выполнения ими налоговых обязательств. Декабрьский объединенный пленум ЦК и ЦКК (1930 г.) предложил вести «решительную борьбу с недооценкой роли и значения финансовой системы на данном этапе социалистического строительства».

В этом году впервые составлен и утвержден правительством и сессией ЦИК СССР единый финансовый план, охватывающий все ресурсы страны. Пленум ЦК и ЦКК категорически подтвердил: «Без строгого выполнения финансового плана невозможно осуществление намеченного хозяйственного плана во всех отраслях народного хозяйства». Подобную же недооценку важнейших политических задач партии выказывают оппортунисты и в вопросах хозрасчета. Правые и «левые» оппортунисты, не понимая своеобразия последнего этапа нэпа, в который вступила страна, недооценивают значение хозрасчета и современных условиях. Хозрасчет является в действительности необходимым рычагом выполнения народнохозяйственного плана на всех участках хозяйственного фронта. Работа по внедрению хозрасчета на предприятиях, учреждениях, в колхозах должна стать в настоящее время в центре внимания всех парторганизаций как важнейшая хозяйственно-политическая задача страны. Разного рода «теории» «левых» и правых оппортунистов часто идейно срастаются, бывают настолько близки друг к другу, что присущи одновременно правым и «левым» капитулянтам, и иногда трудно разграничить, кому принадлежит авторство той или другой оппортунистической теории. Правые сочиняют теорию самотека, теорию самотечного развития деревни к социализму, «левые» создают родственную теорию отливов и приливов в колхозном движении. Такого же общего характера оппортунистические колебания «левых» и правых в том, что мы вступили в период социализма. Отрицание этого со стороны ли «леваков» типа Ломинадзе, правыми вроде Сырцова по существу является выражением в разных только формах троцкистского неверия в возможность построения социализма в одной стране. Ведя борьбу с правым оппортунизмом как главной опасностью на данном этапе, партия должна вести такую же жестокую борьбу с «левыми» загибами, которые не меньше, чем правые оппортунисты, своей нетерпеливой и авантюристской политикой приносят огромный вред пролетарской революции. Коллективизация миллионов крестьянских хозяйств проведена будет лишь при массовом подъеме батрацко-бедняцких групп вместе с основными середняцкими массами. Генеральная линия партии может быть осуществлена только в борьбе со всякого рода извращениями, в борьбе как с «левыми» загибами, питающими правый уклон, так и в первую очередь с правым оппортунизмом.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.«Комсомольская правда» No 137 от 18 июня 1929 г.

2.«Комсомольская правда» No 169 от 26 июля 1929 г.

3.Из резолюции съезда «О колхозном движении и подъеме сельского хозяйства». Разрядка резолюции.

10.БОРЬБА С ПРАВЫМ УКЛОНОМ НА XVI СЪЕЗДЕ ПАРТИИ

Уже после ноябрьского пленума ЦК партии (25 ноября 1929 г.) тт. Бухарин, Томский и рыков подали новое заявление в ЦК РКП(б). Двурушнический характер их декларации на самом пленуме ЦК был разоблачен партией, и это обстоятельство, равно как и бесспорное торжество генеральной линии партии, побудило их подать новое заявление. Сообщая о своих разногласиях с партией по ряду политических и тактических вопросов в течение предшествовавших полутора лет, они признали теперь, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК, и заявляли, что приложат все усилия к борьбе против всех уклонов от генеральной линии партии и прежде всего против правого уклона и примиренчества к нему. Еще на ноябрьском пленуме ЦК четыре члена ЦК — гг. Котов, Михайлов, Угланов и Куликов — заявили о своем разрыве с правыми уклонистами. Таким образом, от оппозиции отошло все ядро старого, углановского московского руководства.

Вслед за лидерами подали заявления и признали свои ошибки «малые» вожди оппозиции, ученики бухаринской школы, как Цейтлин, Айхенвальд, Сапожников, Петровский и др. С большими колебаниями то же сделал А. Слепков и ряд других правоуклонистских лидеров. Вынужденная капитуляция правых была вызвана требованиями широких партийных масс и совершенно бесспорными успехами генеральной лилии партии. После ноябрьской декларации правых до XVI съезда партии прошло 7 месяцев, срок, вполне достаточный для выполнения обещаний бывших вождей правого уклона. Партия не видала на практике выполнения взятых ими обязательств по борьбе с уклонами и в первую очередь с правым уклоном. За семь месяцев не было с их стороны ни одного выступления ни в печати, ни на ячейке, ни на каком-либо другом партийном собрании в защиту линии партии или против правого уклона.
На съезде т. Рыков, правда, заявлял, что «при принятии всех резолюций к настоящему съезду и во всей практической работе не было за весь этот период какой-либо тени фракционности или принципиальных разногласий». Тов. Томский также в доказательство искренности в признании своих ошибок ссылался на то, что он на всех заседаниях после ноябрьского пленума ЦК голосовал за линию партии. В действительности голосования за линию партии, носившие по-видимому формальный характер, не мешали большим и малым вождям правой оппозиции вести свою особую линию, ожидая только благоприятных моментов для начала новой борьбы против партии и ее руководства. Они отсиживались в советских аппаратах или даже в партийных учреждениях, ожидая новых затруднений в стране. Трудности, созданные ошибками в колхозном движении, вызвали оживление среди «левых» и правых оппортунистов.

Антисередняцкие перегибы в коллективизации послужили благоприятной почвой для ожесточенных нападок на ленинское руководство партии со стороны «левых» и правых оппортунистов. У т. Угланова возникли новые, правильнее сказать, очередные колебания. В действительности т. Угланов продолжал вести скрытую фракционную работу до самого съезда и во время съезда. Он сохранял свои старые связи с уклонистскими элементами московской организации, обрабатывал, по выражению т. Кагановича, людей тишком, тайком против ЦК партии. Во время весенних затруднений т. Угланов перешел к открытой фракционной работе. Выступления его в Промакадемии, на ячейке завода «Мосэлектрик» были вызовом по адресу партии. На заводе он осуждал линию партии, демагогически заявляя, что колхозы снизили продукцию, что от единоличных хозяйств мы получили бы больше хлеба и т. д. Накануне XVI съезда мы имеем оживление среди «левых» и правых оппортунистов, больше всего среди правых, поскольку на данном этапе правый уклон в наибольшей степени является отражением сопротивления кулацко-капиталистических элементов.
Вылазки правых в ряде ячеек Москвы (Промакадемия, Тимирязевка, фабрика им. Балакирева, Центрархив), Харькова (комвуз им. Артема, НК РКИ), выступления Угланова на «Мосэлектрике», отдельные выступления правых в Полтаве, Кимрском, Острожском округах, в ячейке ленинградского отделения Комакадемии, антипартийная статья Мамаева в «дискуссионном листке» «Правды» — все это были отдельные участки общего наступления, которое вновь повели правые на линию партии и против ЦК. Правые выступили теперь с новыми обвинениями, цепляясь за допущенные в ряде мест извращения линии партии в коллективизации деревни. Позорный крах их прежних предсказаний о деградации сельского хозяйства, непосильности темпов пятилетки, неизбежности общехозяйственного кризиса побудили их несколько видоизменить свою платформу. Не возражая формально ни против пятилетки, ни против генеральной линии партии, они главным пунктом своих нападок для дискредитации линии партии выдвигали теперь социалистическую реконструкцию сельского хозяйства и лозунг партии о ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации.

В коллективизацию, мол, пустились без подготовки. Середняк не повернул, а его «согнали» в колхозы; взяли-де непосильные темпы коллективизации, в результате чего сельское хозяйство переживает потрясение. В итоге первый этап массовой коллективизации закончился, по их заявлению, полным поражением, неудачей. Свои доводы против большевистских темпов коллективизации правые заимствуют у Сухановых и прочих меньшевиков, выступавших с «теориями», что колхозы и совхозы можно строить только при наличии мощной базы машинизации, а именно — тракторов, электричества, сложных машин, подготовки технических кадров и т. д. Подобные оппортунистические теории меньшевиков и их «правых» друзей вытекают из общей капитулянтской установки оппортунистов о невозможности строить социализм в технически и культурно отсталой стране. Не отрицая колоссальных преимуществ и значения машинизации для максимального развития социалистической реконструкции сельского хозяйства, мы ни в коем случае не должны откладывать или уменьшать темпы развития коллективизации деревни и при современных условиях техники в деревне, принимая во внимание, что уже простое сложение крестьянских орудий, простое объединение крестьянского труда и тяговой силы дают огромный производственный эффект. «Крестьяне, будучи бессильны в условиях индивидуального труда, превратились в величайшую силу, сложив свои орудия и объединившись в колхозы» (Сталин).
Правые оппортунисты в союзе с троцкистами выступают против лозунга ликвидации кулачества как класса как лозунга несвоевременного, для которого, мол, не созрела ни экономическая, ни социальная база в деревне. Правые выступают и против нового лозунга партии об опоре советской власти в деревне на колхозника, пытаясь усмотреть в этом лозунге измену прежней политике партии. Не осмеливаясь открыто выступать теперь против большевистских темпов индустриализации, против пятилетки, ввиду грандиозных успехов социалистического строительства они повели кампанию против линии партии в новых формах. Они высказываются против лозунга «пятилетка в четыре года», заявляя, что этот лозунг — «второе головокружение». Отсюда новый их лозунг: «Назад к пятилетке». Перегибы в коллективизации явились для них предлогом для злостных нападок на ленинское руководство в партии. Перегибы, мол, вытекают из неправильных установок, данных ЦК партии. Правый оппортунист Мамаев выступил с кулацкой клеветой на партию. Под предлогом защиты сельских коммунистов он берет под обстрел партийные кадры целиком и центральное руководство в партии: «окружные и краевые грешили, а «стрелочников» судили и стращали всем, чем хочешь, «за перегибы». Выходит — «царь хорош, а чиновники на местах негодные…»{1}.

О партийном руководстве он отзывался таким клеветническим образом: «Сегодня проводим одно, завтра с таким же успехом отменяем, и наши законы, не говоря уже о политике, превращаются в нечто подобное белым перчаткам парламентского буржуазного чиновничества. А ведь об этом нас предупреждал т. Рыков неоднократно (см. «известия ВЦИК» от 4 декабря 1928 г., NoNo 281 и 282). Середняк к нам становится тем более недоверчивым. Нельзя быть в политике непоследовательным, а менять законы тем более»{2}. Вместе с правыми и «левые» оппортунисты использовали ошибки и извращения в коллективизации в целях дискредитации руководства партии. В начале мая «внефракционный» «левый» оппортунист С. Данилов выступил на ячейке института Маркса и Энгельса с речью и резолюцией, которые являлись сплошной клеветнической вылазкой против партии и ее ЦК. Антисередняцкие перегибы дали ему повод для нападок на линию партии и для кулацкой клеветы на партийное руководство и на внутрипартийный режим. По Данилову выходило, что в колхозном движении мы имеем, конечно, «на деле поражение». «Партийные бюрократы, аппаратные недоноски загнали партию на высшие темпы». «У нас отступление — расплата за режим, проводимый аппаратными недоносками»{3}.

О генеральной линии партии, выражающейся в наступлении по всему фронту капитализма, С. Данилов отзывался в самых ругательных тонах: «Мы хотели повернуть вековой экономический уклад и бытовой уклад мелкого хозяйчика. Только аппаратные идиоты могут думать, что можно сделать это на отрезке небольшого времени». Внутрипартийный режим способствует-де разложению в рядах партии. «Астраханщина», «Смоленщина» — это результат зажима, метода командования». Весь арсенал оружия против режима в партии заимствован даниловым у Троцкого. Старые симпатии к Троцкому здесь проявились у Данилова полностью. Вылазка Данилова вызвала своеобразный блок правых и «левых» оппортунистов на партийном собрании в институте Маркса и Энгельса. Группа правых открыто поддерживала Данилова вместе с восстановленным в партии одним бывшим троцкистом. Другие бывшие троцкисты, восстановленные или еще не восстановленные в партии, упорно хранили молчание, участвуя на собрании, и не дали никакого отпора по существу кулацкой вылазке С. Данилова.

В момент общего оживления оппортунистов всех и всяческих мастей накануне съезда мы имели снова попытки к сколачиванию беспринципных антипартийных блоков. Начинается опять очередное взаимное заигрывание правых и «левых» оппортунистов и взаимное отпущение грехов. Троцкий преподносит новый «документ», в котором он демонстрирует свой перелет направо. В этом документе нельзя не видеть попытку подкинуть предсъездовскую платформу с контрреволюционным содержанием, чтобы на ее основе сплотить оппозиционные, недовольные элементы. Все доводы правых и «левых» оппортунистов проникнуты неверием в успешность строительства социализма в нашей стране. В этом отношении весьма показательна новая теория т. Рыкова, высказанная им на уральской партийной конференции, будто никакая политика партии, поскольку страна находится в капиталистическом окружении, не может дать гарантии тому, что диктатура пролетариата победит. Выступления лидеров правой оппозиции на предсъездовских партийных конференциях — т. Рыкова на Уральской, т. Томского на Закавказской (в Тифлисе) — не могли внушить доверия к искренности их признания правильности линии партии и выполнения ими обязательств ноябрьской декларации. В докладе т. Рыкова вовсе не был затронут вопрос о борьбе с правым уклоном в Коминтерне, выпал вопрос о сущности классовой борьбы, «случайно» по-видимому выпал вопрос о сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. В заключительном слове т. Рыков объясняет умолчание вопроса о сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса тем, что он «многих вопросов не касался в своем докладе». Вряд ли кого могли убедить отговорки т. Рыкова, будто можно считать одним из «многих вопросов» такой центральный вопрос, как сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса.

Формальным же по существу является ответ т. Рыкова о причине другого крупного пробела в его докладе — о «былых» разногласиях своих с партией. Причина будто бы та, что он не собирался на конференции рассказывать свою личную позицию прежнего периода, а ехал «официальным докладчиком по генеральной линии партии». В такой формальной ссылке на отсутствие поручения ставить самому вопрос о своих разногласиях прежнего времени проявлялась на самом деле не защита генеральной линии партии, а прямой отказ защищать ЦК от нападок и происков правых уклонистов. Не лучше обстояло дело с позицией т. Томского, тоже официального докладчика ЦК на партийной Закавказской конференции. Он коснулся, правда, в своей речи совхозов, колхозов, культуры и всякой такой штуки, — по меткому определению т. Сталина, — но о главном, о своей оппортунистической работе в ВЦСПС, он не сказал ни слова. Ближайшие друзья т. Бухарина и он сам или молчали, по его примеру, или виляли. В связи с новыми вылазками правых бюро партколлектива Сельскохозяйственного института и группа студентов комвуза (в Самаре) потребовала от А. Слепкова выступить с критикой правооппортунистической платформы и, в частности, выявить свое отношение к кулацкой статье Мамаева. Слепков на это требование напечатал в «Волжской коммуне» ответ, в котором, однако, ничего определенного не сказал как по вопросу о своем отношении к статье Мамаева, так и о своем отношении к генеральной линии партии.
Все более и более двусмысленной становилась позиция т. Бухарина, который хотя и был главным теоретиком правого уклона, но после ноябрьской декларации не написал ни одной строчки с отказом от каких-либо прежде защищавшихся им оппортунистических взглядов или теорий. Выступление же т. Бухарина в ленинграде с докладом в Академии наук о научно-исследовательской работе в реконструктивный период (в начале апреля 1930 г.) и вскоре напечатанная им статья на ту же тему подтверждали с несомненностью, что т. Бухарин остается на прежних своих теоретических богдановских установках. Характеризуя «особый тип» нашего развития по сравнению с западноевропейским и американским, т. Бухарин ни словом не обмолвился об отличии классового строения общества переходного от капитализма к социализму, от строения капиталистического общества и о тех последствиях, которые отсюда проистекают для научно-исследовательской работы.

Октябрьскую революцию т. Бухарин толкует, подобно А. Богданову, «как технический переворот» и «переворот производственных отношений», «переворот экономический». В своем докладе т. Бухарин попытался затушевать революционное и социалистическое содержание Октябрьской революции. Вынужденный все же признать, что Октябрьская революция, в конечном счете, должна привести к «глубочайшим изменениям» в научно-исследовательской области, он ни слова не сказал о классовом содержании буржуазной науки. В отношении подбора новых научных работников Бухарин совершенно не коснулся вопроса о классовом подходе к этому делу и вовсе не затрагивает вопроса о привлечении рабочих кадров к научной работе. Во всем докладе не было сказано ни слова о классовой борьбе и о классовом характере буржуазной науки. Статья т. Бухарина «Социалистическая реконструкция и естественные науки», появившаяся в печати перед самым съездом{4}, представляла собою естественное продолжение мыслей, высказанных в докладе, и отдавала дань той же самой богдановщине. Тов. Бухарин ухитряется выхолостить революционно-классовое содержание из самого определения социалистической реконструкции. «Социалистическая реконструкция, — пишет т. Бухарин уже после “отказа” от всех своих прошлых ошибок, — эта величайшая историческая переделка общества, является его технической реконструкцией (механизация, химизация, электрификация, если говорить конкретно или формулами) и неразрывно с этим связанной дальнейшей хозяйственной реконструкцией, т. е. изменением в организации труда» (курсив т. Бухарина). Механистическая богдановская точка зрения сквозит во всех таких определениях социалистической реконструкции. Здесь перечислены одни моменты чисто технической реконструкции, единственным мерилом социалистической реконструкции является техника, упущены такие основные элементы социалистической реконструкции, как социалистическая переделка деревни, ликвидация кулачества как класса, соцсоревнование и ударничество и т. д.

Во всей своей статье т. Бухарин проходит мимо жестокой классовой борьбы, которая ведется вокруг естественных наук, не пытается даже выравнить научно-исследовательский фронт вместо этого он теряется в дебрях научно-технических открытий. При таких характерных прорывах старых теоретических ошибок тем более подозрительной являлась тактика отмалчивания, которую особенно последовательно проводил т. Бухарин вплоть до своего ноябрьского заявления (19 ноября 1930 г.). Молчание становилось явно демонстративным, в особенности в связи с обращением американской компартии в Политбюро ЦК с просьбой, чтобы т. Бухарин выступил против Ловстона, американского ренегата, который в своих выступлениях обычно ссылался на т. Бухарина как на своего идейного вдохновителя. Так как правые вообще пользовались именем Бухарина в своей борьбе против Коминтерна, Политбюро предложило т. Бухарину написать заявление с выяснением своей позиции. 10 марта т. Бухарин написал заявление, которое было признано ЦК неудовлетворительным. Бухарин не спешит затем с новым ответом, хотя вопрос об его ответе на заявления правых американских коммунистов не сходил одно время с повестки заседаний Политбюро в течение двух месяцев. Наступает съезд партии — все же нет как ответа американцам, так и вообще заявления о своей позиции, которого ждала в это время с таким нетерпением вся партия.

Молчание т. Бухарина, по справедливому замечанию т. Рудзутака на съезде коммунистической партии Украины, являлось прямым подтверждением, что он действительно солидаризуется с американскими правыми, если он так медлил отмежеваться от них{5}. Отметим пока, несколько забегая вперед, что в результате этих переговоров и появилось заявление т. Бухарина, напечатанное 20 ноября, которое только в основном было признано ЦК удовлетворительным. Лидеры правых, и прежде всего т. Бухарина, прошли как будто безучастно мимо всей предсъездовской дискуссии, не реагировали вовсе на выступления «левых» и правых оппортунистов, хотя некоторые из них, как Мамаев, определенно цеплялись за них. Заговор молчания, организованный т. Бухариным, все более закреплялся. Как в ряде других вопросов, так и в отношении тактики отмалчивания правые шли по стопам троцкистов, раньше их использовавших эти двурушнические маневры в своих фракционных целях. Слишком известен опыт одного такого исторического молчания — Троцкого на XIV съезде партии. На XVI съезде партии не было какой-либо оформленной оппозиции, не было выступлений против генеральной линии партии даже со стороны отдельных делегатов. Правильность линии нашей партии, как указывает т. Сталин, до того была очевидна и неоспорима, что даже бывшие лидеры правой оппозиции сочли нужным подчеркнуть в своих выступлениях правильность всей политики партии. На съезде выступали из вождей правых тт. Угланов, Томский, Рыков. Бухарин вовсе отсутствовал на съезде и не подавал никаких признаков участия или интереса ко всему происходящему на съезде. Хотя на съезде присутствовало много товарищей, принимавших участие во фракционной работе в профсоюзах, однако выступал из них только Догадов. Остальные из дипломатических соображений решили не выступать.
Первым из «вождей» выступал т. Угланов в прениях по отчету ЦК партии. Сделав общее признание, что линия партии оказалась правильной, он не только не раскрыл всей фракционной работы, которую вел вплоть до самого съезда, но имел смелость заявить, что правые и в период 1928/29 г. не вели «особой» фракционной работы. Вынужденный ироническими замечаниями делегатов съезда к дополнительным разъяснениям, он сообщает затем, что в их работе были только элементы фракционности, но они будто бы не вели никакой организованной фракционной борьбы.

Мимоходом т. Угланов вспоминает свои «незаметные» грешки, например «серьезные колебания» в апреле—марте 1930 г. в связи с перегибами в коллективизации. Впредь же, заверяет он съезд, им будут выполняться честно и добросовестно все обязательства, выпадающие на большевика. Лицемерием и двурушничеством отличалось все выступление т. Угланова. Высказываясь от имени группы лиц, поскольку он неустанно употреблял выражение «мы», он вместе с тем категорически отказывается выявить свое отношение к выступлению т. Рыкова на Уральской областной партконференции и даже заявляет он не отвечает за выступление Алексея Ивановича (Рыкова). Подобное заявление представляло собою только формальный отказ высказаться по существу правого уклона и по поводу лиц, недавно возглавлявших уклон и теперь занимавших неопределенную позицию. Весьма снисходительно отзывается он о правом уклоне, позицию которого он квалифицирует как хвостистскую, и категорически отказывается дать четкую классовую характеристику правого уклона, несмотря на требования делегатов съезда. Сконфуженный недоверчивым отношением к себе со стороны съезда, Угланов через два дня подает заявление в президиум съезда, из которого видно, что он действительно вел фракционную борьбу против ЦК. Уланов расшифровывает теперь даже «невинные» разговорчики, которые вел кой с кем и в которых он дискредитировал линию партии и руководителя партии — т. Сталина, выставляемого им главным виновником создавшегося «тяжелого» положения.

Половинчатость, неискренность проявились и в новом заявлении т. Угланова. Он и теперь не давал четкого определения классовой сущности правого уклона. Вместо того чтобы признать кулацкую идеологию правого уклона, он ограничивался туманным общим определением, что «идеология правого уклона является идеологией враждебных пролетариату классовых сил». Суть разногласий между ним и партией заключалась в том, что в вопросах сельского хозяйства он «видел выход из хлебозаготовительных затруднении преимущественно в развитии индивидуального хозяйства и в сохранении кулацких хозяйств». Как ни важна по своим последствиям эта ошибка, все же не она выясняла главного в позиции правого уклона, заключающегося в противопоставлении генеральной линии партии своей особой антиленинской линии. Перечисляя отдельные ошибки в своем недавнем прошлом, т. Угланов не отмечал расхождений по вопросу о партийном режиме, не касался клеветы Бухарина о насаждении бюрократизма в партии. А такое замазывание разногласий по внутрипартийному режиму не случайно, как мы это видим из выступлений тт. Рыкова и Бухарина на декабрьском пленуме ЦК и ЦКК (1930 г.), на котором они также обошли молчанием внутрипартийное положение. Вторым выступил т. Томский. Бывший руководитель фракционной борьбой в профсоюзах не скрывал самого факта борьбы и в частности собственной вины во фракционной работе. Разъясняя или, вернее сказать, пытаясь разъяснить основную суть разногласий с партией в прошлом, Томский признавал крупнейшей своей ошибкой «недооценку политики реконструкции народного хозяйства, понимая ее главным образом как реконструкцию техническую, промышленную». дело шло, конечно, не о недооценке социалистической реконструкции, а об особой принципиальной линии, ведущей к реставрации капитализма. Точно так же Томский говорил только о своих неправильных установках в профдвижении, между тем дело шло там о ревизии ленинизма в теории и практике профдвижения.

Признавая факт фракционной борьбы, он преуменьшал ее роль и значение, сводил всe в конечном счете к «заостренным фракционным формулировкам». Шутливое настроение все время не оставляло т. Томского. Фракционную работу, которая велась в продолжение двух лет, он пытался представить в шутливой форме, в виде шуточки о двух Ивановичах и одном Павловиче, собирающихся втроем в поход против партии. Шутливо рисует он и свою роль во фракционной работе, представляя себя каким-то толстовцем. Он говорил лишь о своей попытке пойти на фракционное собрание делегатов съезда профсоюзов, от которой отказался в конце концов. Лидер правых замазывал и классовую сущность правого уклона и не только не отмечал кулацкой идеологии правого оппортунизма, но и возражал против резкой квалификации правого уклона: «Когда сейчас товарищи очень резко квалифицируют и нас, которых тут называют вождями правого уклона, и самый этот правый уклон, как мне кажется, квалифицируют чрезмерно резко…»{6}.
Настороженность съезда к выступлениям лидеров правой оппозиции не уменьшалась, а усилилась в связи с заверениями т. Томского о снискании доверия партии к себе после съезда. Неубедительны были ссылки на голосования за линию партии. Как будто двурушничество троцкистов и вслед за ними правых не показывало, сколь мало значения следует придавать одним голосованиям, являющимся чисто формальными для двурушников-оппортунистов из правого или «левого» лагеря. Тов. Рыков, казалось, глубже вскрывал сущность разногласий с партией, чем предыдущие ораторы из правой оппозиции. Фракционную борьбу оппозиции он не пытался замазать или вовсе скрыть, подобно Угланову. Он подходил довольно близко к определению классовой сущности правого уклона. Коренная ошибка т. Рыкова заключалась, по его определению, в «недооценке тех возможностей в области обобществления сельскохозяйственного производства и ликвидации мелкобуржуазного уклада деревни, которые уже в тот период были в распоряжении партии». Отсюда он делал тот вывод, что «наша позиция в тот период объективно помогала не наступлению на мелкую буржуазию, а наоборот».

Тов. рыков объявляет себя теперь определенным сторонником как лозунга сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса на ее базе, так и лозунга «пятилетка — в четыре года». Несомненно здесь т. Рыков делает большой «прыжок»: после всех деклараций, устных и письменных, о непосильности взятых нами темпов индустриализации — полной сдачей всех прежних позиций звучит его заявление на съезде о лозунге «пятилетка — в четыре года» как о «народном лозунге, о котором знают на каждой фабрике, в каждом колхозе, в каждой мастерской»{7}. Тов. Рыков, подобно Томскому или Угланову, говорил только о «недооценке» в прошлом тех или иных возможностей в социалистическом строительстве, между тем дело шло о принципиально особой линии правого уклона, ведущей к реставрации капитализма. Касаясь классовой природы правого уклона, он не говорит, как и т. Томский, об объективной роли уклона как кулацкой агентуры в партии. Правда, съезд добился признания от т. Рыкова, что «наша позиция (в прошлом. — М. Г .) по существу дела есть позиция защиты мелкобуржуазного сопротивления, мелкобуржуазной борьбы против социалистического наступления»{8}. Но вместе с тем т. Рыков никак не мог согласиться с оценкой позиции правого уклона как позиции мелкобуржуазных либералов. В речи т. Рыкова был ряд других «недомолвок», недоговоренностей, которые явно свидетельствовали о неполном изжитии разногласий. Тов. рыков пытался, например, условно защитить свою двухлетку такого рода доводами, что она не противостояла будто бы пятилетке, сторонником которой был он, мол, сам. В действительности выдвигавшаяся им тогда двухлетка имела значение двухлетки аграризации страны и шла вразрез с генеральной линией партии.
Касаясь инцидента на Уральской партийной конференции, связанного с его заявлением, что нет гарантий для победы диктатуры пролетариата, и пытаясь на съезде оправдать это заявление, т. Рыков вновь спутал вопрос о победе социализма с гарантией от реставрации буржуазных отношений. По-прежнему он считал свой доклад на конференции безупречным, поскольку он был направлен на защиту генеральной линии партии. Тов. Рыков выражал лишь сожаление, что уделил очень мало времени вопросу о своих бывших разногласиях с партией. Такое противопоставление борьбы с правым уклоном защите генеральной линии лучше всего подтверждает, что формальное признание линии партии не служит еще гарантией борьбы за нее на практике. Выступления бывших лидеров правой оппозиции ни в малейшей степени не удовлетворили делегатов съезда. Высказываясь о правом уклоне, они избегали даже говорить о кулаке, а если говорили, то только мимоходом, во всяком случае, не связывая с ним классовой природы правого уклона. Вместо развернутой самокритики своих ошибок они сообщали о разных своих «недооценках» или об отдельных ошибках. Они умолчали о коренных разногласиях с партией, так как не сделали признаний о существовании двух линий: одной линии партии, ведущей к победе социализма, а другой линии — линии правого уклона, ведущей к реставрации капитализма.

Под разными предлогами каждый из лидеров рассказывал только о своих собственных ошибках, и этим самым пытались они скрыть ту самую групповщину, которая в действительности имела место. Угланов отказывался высказаться о поведении Рыкова на уральской партийной конференции под тем предлогом, что он не слышал самый доклад Рыкова. Томский отказывался выявить свое отношение к поведению Бухарина и Рыкова, ссылаясь на свою глухоту. Рыков притворялся непонимающим значения активной борьбы со вчерашними сторонниками и отделывался шуткой: «Значит я должен бороться с Томским, Томский должен бороться со мною, мы оба должны бороться против Бухарина, а Бухарин против каждого из нас»{9}. Требования съезда сводились, понятно, не к личной борьбе между бывшими лидерами правой оппозиции. дело шло об идейной, принципиальной борьбе с разными правооппортунистическими теориями, кстати, до сих пор полностью не разоблаченными авторами и защитниками их, как например «теорией об организованном капитализме». Когда обсуждались затем другие вопросы на съезде, как например отчет делегации ВКП(б) в ИККИ о политике партии в деревне или в профдвижении, никто из правых не выступил против прежних своих теорий, и для делегатов съезда осталось невыясненным, отказались ли бывшие вожди правых от обвинений партии в политике разложения Коминтерна, деградации сельского хозяйства или в троцкистских методах руководства профсоюзами и т.д.

В своих речах на съезде правые лидеры резко восставали против каких-либо заподозреваний в неискренности заявлений с их стороны или маневренности. Подобные обвинения отводил, конечно, и т. Угланов, хотя он еще во время съезда вел фракционную работу. Особенно много распространился на этот счет т. Рыков, который не допускал и возможности маневрирования со своей стороны как члена Политбюро, притом еще вдобавок работающего в Совнаркоме. Претенциозно было заявление и т. Томского: «Никто, кто серьезно знает меня в партии не один десяток лет, не скажет, чтобы я был способен маневрировать»{10}. Стоит вспомнить отзыв Ильича на IX съезде партии о «дурно пахнущей склоке, затеянной Томским и Лутовиным», или поведение того же Томского на IV Всероссийском съезде профсоюзов, и вполне очевидно станет, какой самонадеятельностью и развязностью отличались подобные заявления зарвавшихся фракционеров. Чтобы рассеять сомнения в искренности своих заявлений, все три лидера ссылались на свое партийное прошлое, на свой длительный партстаж. Этот старый прием, испробованный еще раньше троцкистами и другими оппозиционерами для прикрытия своей фракционности, не мог удивить или повлиять на делегатов, равно как неоднократные ссылки т. Томского на «четверть века, проведенную в партии». Половинчатые признания Угланова, Томского, Рыкова, заговор молчания Бухарина не могли устранить сомнения у делегатов в искренности заявлений бывших вождей правых и вызывали только подозрение, не являются ли новым маневром их «признания» на XVI съезде партии. Съезд встретил с недоверием выступления обанкротившихся вождей правой оппозиции. Тов. Сталин в своем заключительном слове по отчету ЦК партии таким образом подытоживает результаты и значение вынужденной капитуляции бывших вождей правого уклона и объясняет причины неудовлетворенности съезда их выступлениями:

«Съезд требует, — заявляет т. Сталин, — от бывших лидеров правой оппозиции трех вещей; во-первых, чтобы они отдали себе отчет в том, что между линией партии и той линией, которую они защищали, лежит пропасть, что линия, которую они отстаивали, ведет объективно не к победе социализма, а к победе капитализма; во-вторых, чтобы они заклеймили эту линию, как антиленинскую и отмежевались от нее открыто и честно; в-третьих, чтобы они стали нога в ногу с нами и повели вместе с нами решительную борьбу против всех и всяких правых уклонистов»{10}. Съезд, в сущности, повторяет те же самые требования, которые были предъявлены к лидерам правых еще на ноябрьском пленуме ЦК в 1929 г. Съезд вынужден вновь предъявить эти требования, поскольку лидеры не выполнили своих обязательств, данных ноябрьскому пленуму ЦК. Недоверие съезда к выступлениям лидеров правых основано, с одной стороны, на невыполнении ими этих обязательств. С другой стороны, недоверие вызывалось различным поведением Томского и Рыкова накануне съезда и на самом съезде. Тов. Сталин находит пропасть между поведением, например, Рыкова на Уральской партийной конференции и на самом съезде. Новая линия поведения вождей правого уклона объясняется той «угрожающей обстановкой, которая создалась в партии для бывших лидеров правой оппозиции». «Неудивительно поэтому, — продолжает т. Сталин, — что у съезда создалось определенное впечатление: пока не нажмешь на этих людей, ничего от них не добьешься»{11}.
Вожди правых не выполняют добровольно своих обязательств и капитулируют лишь под давлением партийных организаций потому, что «они, будучи не вполне еще уверены в правильности линии партии, продолжали втихомолку некую фракционную работу, отсиживались до поры до времени и выжидали удобного случая, для того чтобы вновь выступить открыто против партии». С другой стороны, они не понимают «наших большевистских темпов, не верят в эти темпы и вообще не принимают ничего такого, что выходит из рамок постепенного развития, из рамок самотека». Для устранения всякой половинчатости в признаниях, всяких остатков фракционности и для совместной борьбы за генеральную линию партии «есть лишь одно средство, — говорит т. Сталин, — порвать окончательно со своим прошлым, перевооружиться по-новому и слиться воедино с ЦК нашей партии в его борьбе за большевистские темпы развития в его борьбе с правым уклоном»{12}.

XVI съезд партии решительно осудил явно капитулянтскую позицию правых оппортунистов, являющихся агентурой кулачества в наших рядах, и признал правый уклон главной опасностью в партии на данном этапе социалистического строительства. «Линия правых уклонистов, — говорится в резолюции съезда по отчету ЦК, — ведет к капитуляции перед кулацко-капиталистическими элементами страны. Осуществление линии правых уклонистов, являющихся объективно агентурой кулачества, означало бы срыв строительства и восстановление капитализма в нашей стране. В период развернутого по всему фронту наступления на капиталистические элементы правый уклон был и остается главной опасностью в партии»{13}. В связи с современной тактикой правых съезд отмечает новый маневр оппортунистов всех мастей и особенно правых, «выражающийся в формальном признании своих ошибок, и в формальном согласии с генеральной линией партии, не подтверждая свое признание работой и борьбой за генеральную линию партии, что на деле означает только переход от открытой борьбы против партии к скрытой или выжидание более благоприятного момента для возобновления атаки на партию»{14}. Съезд призывает к самой беспощадной борьбе с подобного рода двурушничеством и предательством и возлагает на партийные организации обязанность требовать от всех, признающих свои ошибки, активной защитой генеральной линии доказать искренность своих заявлений. В зависимости от глубины разногласий правых с партией и их новой тактики партия принимает более решительные меры в борьбе с правым уклоном. если ноябрьский пленум ЦК (в 1929 г.) постановил признать несовместимой с пребыванием в рядах ВКП(б) пропаганду взглядов правого оппортунизма и примиренчества с ним, то XVI съезд партии объявляет уже самые взгляды правой оппозиции несовместимыми с принадлежностью к ВКП(б). Съезд вывел т. Угланова из состава ЦК, но вновь избрал в ЦК тт. Томского, Рыкова, Бухарина. В отношении тт. Томского, Рыкова, Бухарина съезд решил дать им возможность еще раз на деле доказать искренность своих признаний и практически защищать генеральную линию партии. Последующие события целиком подтвердили правильность
решения XVI съезда партии о новой двурушнической тактике правых. Правые и «левые» оппортунисты вышли из подполья, когда наступили новые затруднения в стране осенью 1930 г., и повели определенную кампанию против партии и ее ленинского руководства. Правые и «левые» оппортунисты встали на путь беспринципного блокирования, двурушничества и предательства.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

1.Мамаев, К XVI съезду партии, «Дискуссионный листок» «Правды» No 9.

2.Мамаев, К XVI съезду партии, «Дискуссионный листок» «Правды» No 9.
3.Цитировано по статье И. Шмидта «Оставьте наши руки… не хватайтесь за нас», «Правда» No 175 от 27 июня 1930 г.

4.В сборнике научно-исследовательского сектора ПТЭУ ВСНХ СССР к XVI съезду партии.

5.Рудзутак, Заключительное слово на съезде КП(б)У. датировало но книге «Итоги XVI съезда ВКПб)», стр. 189–190, изд. «Прибой», 1930 г.

6.Стенотчет XVI съезда, стр. 143.

7.Стенотчет съезда, стр. 152.
8.Там же, стр. 153.

9.Стенотчет съезда, стр. 149.

10.Стенотчет съезда, тр. 146.

11.Стенотчет съезда, стр. 291.
12.Стенотчет съезда, стр. 292 .

13.Там же, стр. 293.
14.Там же, стр. 716.
15.Там же.

Продолжение следует…